Онлайн книга «Близнецы. Завещание сына»
Грыжин пообещал и, положив трубку, снова глотнул из фляжки. За разговором с Надей он первый кайф упустил. Теперь долгожданное тепло приятно расплывалось по брюху, отражаясь на физиономий генерала блаженной улыбкой. Хоть последние несколько дней и не принесли интересной работы и заработка, Грыжин пребывал в прекрасном настроении. Услышав голос сына, он словно гору с плеч свалил. Николай после случившегося изменился. Он каждый день на полчаса заезжал к отцу в офис, а вчера привез жену с Никиткой к родителям на домашний ужин. Конверт с завещанием Николай порвал на мелкие кусочки и выбросил в мусоропровод. Галина Игнатьевна узнала обо всех перипетиях сына задним числом. Но она женским сердцем приняла весь ужас, перенесенный чадом в Переделкино, и смотрела на Николая, словно тот действительно поправился от неизлечимой болезни. Невестка тоже выглядела счастливой и похорошевшей. Дождалась мужика, посмеивался Иван Григорьевич, поглядывая на молодую женщину. Грыжин решил последний раз глотнуть из фляжки, но ему снова помешал звонок. На сей раз звонил не телефон, а селектор парадного. Генерал включил домофон. – Я хотел бы видеть господина Михеева, – услышал он гнусавый мужской голос. – Директора нет. Есть его заместитель и главный консультант, – сообщил Грыжин басом. – У меня дело. Можно войти? – Коль дело, входите. – Грыжин пультом открыл дверь и поднялся навстречу посетителю. В прихожей стоял упитанный бородатый мужик и с интересом оглядывал помещение. – Здравствуйте. Мне дал наколку подполковник Ерожин. А вы кто? – Иван Григорьевич Грыжин. Консультант сыскного бюро, а кто вы? – Для друзей Дима Рогач. Для недругов Дмитрий Захарович. Я, бля, так влип, вы себе не представляете. – Проходи, Рогач, и не лайся. Если я лаяться начну, будет хуже, – сурово предупредил Грыжин, пропуская толстяка в директорский кабинет. – Не про вас ли мне Петр Григорьевич говорил? – почесал бороду посетитель. – Смотря что говорил, – ответил Грыжин, указывая на кресло. – Говорил, что у него есть старший друг, который умеет материться полчаса и ни разу не повторится. – Брешет Петро. Но ты пришел не по мату соревноваться. Выкладывай. – Я в машине зад отсидел. Можно постоять? – Стой, – согласился Иван Григорьевич, – а я сяду. В моем возрасте задницу уже не отсидишь. Тренирована. – Подполковник одну аферу раскручивает. – Рогач надвинулся животом на полированную столешницу и тяжело задышал. – Меня доктор ни за что к смерти приговорил. Я жизнь на пятьдесят штук «зеленых» застраховал. Хочу бабки назад получить. Петр Григорьевич сказал, что сам мне не помощник, потому что на казенной службе, а вашей конторе в масть. – В курсе я этой истории, – кивнул генерал. – Ерожин меня предупреждал. Дело щекотливое, потому что ты сам жулик. Решил перед смертью деньгу зашибить. Последний бизнес на собственной шкуре провернуть. – Ну и что? Я для престарелой мамаши старался. – Забота о родителях похвальна. Но гарантий мы тебе не дадим. – Подполковник предупредил, если страховая компания ни при чем, плакали мои бабульки. Но мне сдается, что они, бля, с доктором заодно. – Вполне возможно. Заполняй бумагу, гони аванс. Будем работать. – А сколько возьмете? – Возьмем десять процентов от суммы. Ты сказал, пятьдесят тысяч? Значит, пять наших, из них тысяча в аванс. Не достанем твоих долларов у страховщиков, тысячу потеряешь. Думай, Рогач. – Чего тут думать? – Откуда я знаю, возможно, у тебя нет таких денег…. – Нету денег, привяжите к жопе веник. Там где пятьдесят, там и пятьдесят одна. Попал, бля, так попал. Давайте вашу бумагу. – Сказал, не лайся, – проворчал Грыжин и полез в стол. Договор с частным сыскным бюро Дмитрий Захарович составлял, высунув от усердия кончик языка: – Грюны вам или Михееву? – Финансами в нашей организации ведаю я. Поэтому выкладывай тысячу, и дело принято. Рогач, сопя, извлек из глубин одежд толстый бумажник, долго отсчитывал, проверял, не слиплись ли бумажки, затем выложил доллары на стол. – У меня к вам одно условие. Я первым получу со страховой компании. – По этой афере ты у нас один, – удивился условию Грыжин. – Пока, бля, один. Я уже с тремя связался. Их тоже приговорили. Они придут и приведут еще. Я потом понял, что мудак. Сделал широкий жест, дал на вас наколку. – Где же ты их отыскал? – Грыжин понял, почему весь день обрывали телефон. – «Где, где»? – Толстяк матюгнулся в рифму. – В конторе страховой компании. Они там мялись, выспрашивали, нельзя ли страховку аннулировать. Их на хер послали. Я скумекал, что мы братья по дури. – Бери копию договора – и свободен. Появится информация, мы тебя найдем. – Хотелось бы побыстрее, – вздохнул толстяк. – Куда тебе спешить? Ты теперь не умираешь. Проводив посетителя, Иван Григорьевич вернулся в кресло, немного посидел, раздумывая о странном деле, и решил, что условие бородатого клиента выполнит не до конца. Первым, если из страховой компании удастся вытянуть деньги, их получит его сын Николай. Придя к такому заключению, главный консультант вынул фляжку, одним глотком опустошил ее и покинул офис. Девичник, ожидавший генерала дома, теперь пугал его не так сильно. В половине девятого Ерожин, бледный и помятый, уже сидел в своем кабинете. Вчера он добрался до дома в час ночи. Обиженная жена молча открыла дверь, не говоря ни слова вернулась в спальню, улеглась в кровать и отвернулась к стене. Ерожин долго подлизывался. «Позвонить домой и сказать два слова можно в любой ситуации», – это были первые слова супруги. Петр понял, что лед тронулся, и сглупил. Рассказал, как сидел у молодой женщины и отчаянно с ней флиртовал. «Понимаешь, если бы она услышала, как я перед женой по мобильному все оправдываюсь, могло бы все полететь к черту. Я изображал кавалера». Сообщив это, честный супруг добился результата, обратного тому, на который рассчитывал. Жена в слезах вскочила с постели и убежала на кухню. Пришлось еще полчаса в красках описывать свои похождения. Наконец Надя сквозь слезы улыбнулась и соблаговолила согреть ужин. В постель они легли в половине третьего. Еще час ушел на закрепление супружеского мира. Уснули в начале пятого. А в семь завопили двойняшки… – Товарищ подполковник, разрешите? – Тимофей, сколько можно говорить? – поморщился Ерожин. – Не люблю я этой субординации. Заходи. – Петр Григорьевич, кажется, все в жилу. – Что в жилу? Я за ночь спал два часа. На лету ловить твои мысли не в состоянии. – Мне позвонила лифтерша из дома Строковой. Она вспомнила, откуда ей знакома фотография Вольновича. Уверяет, что на фото его сестра. И самое интересное, что эта сестра посетила Марину поздно вечером, накануне убийства. Понимаете, что это значит?! |