Книга Мсье Лекок, страница 45 – Эмиль Габорио

Лекоку повезло, комиссар был у себя. Лекок представился, и его тут же провели к магистрату.

– Ах, сударь!.. – воскликнул он. – Помогите мне!

И на одном дыхании Лекок поведал ровно столько, сколько необходимо, чтобы история стала понятной. Как только он замолчал, комиссар воскликнул:

– Это правда! Ко мне приходили по поводу этого исчезнувшего человека. Мне об этом сегодня утром сказал Казимир.

– К вам приходили… чтобы вас… пре-ду-пре-дить… – пробормотал Лекок.

– Вчера… Да… Но я был так занят… Ну, мой мальчик, чем же я могу вам помочь?

– Вы должны пойти со мной, сударь, и потребовать, чтобы нам показали чемодан, затем вызвать слесаря, чтобы его открыть. Вот мои полномочия, вот ордер на обыск, который следователь дал мне, чтобы я мог действовать по своему усмотрению. Нельзя терять ни минуты, экипаж ждет нас у дверей.

– Поехали! – просто откликнулся комиссар.

Они сели в фиакр. Кучер пустил лошадей галопом.

– Теперь, господин комиссар, – сказал молодой полицейский, – позвольте мне вас спросить, хорошо ли вы знаете женщину, которая держит гостиницу «Мариенбург»?

– Очень хорошо!.. Когда шесть лет назад меня назначили в этот округ, я еще не был женат и довольно долго питался за общим столом в гостинице этой дамы… Казимир, мой секретарь, до сих пор столуется у нее…

– А что она за женщина?..

– Но, право же!.. Мой юный друг, госпожа Мильнер – так ее зовут – почтенная вдова, которую любят и уважают в квартале. Ее дело процветает. А остается она вдовой только потому, что это ей нравится, ведь она еще очень хорошенькая и весьма аппетитная…

– Значит, вы не считаете, что она способна за хорошую плату… как бы это сказать?.. помочь некому очень богатому подозреваемому…

– Да вы сошли с ума!.. – прервал Лекока комиссар. – Чтобы госпожа Мильнер согласилась дать ложные показания за деньги!.. Разве я вам только что не сказал, что она порядочная женщина и что у нее есть состояние?.. К тому же вчера она послала человека, чтобы поставить меня в известность…

Лекок замолчал. Они приехали. Увидев за спиной комиссара назойливого посетителя, госпожа Мильнер, казалось, все поняла.

– Господи Иисусе!.. – воскликнула она. – Полицейский! Я должна была догадаться. Совершено преступление. Ох, у моей гостиницы испорчена репутация!

Понадобилось время, чтобы успокоить и утешить женщину, все то время, пока они ждали слесаря, за которым сразу же послали.

Наконец они поднялись в комнату исчезнувшего постояльца, и Лекок бросился к чемодану. Увы!.. Ему нечего было сказать: чемодан прибыл из Лейпцига, что подтверждали маленькие бумажные квадраты, наклеенные различными администрациями железных дорог.

Чемодан открыли. Там находились те самые вещи, о которых говорил подозреваемый. Лекок был потрясен. Остолбенев, он смотрел, как комиссар складывает вещи в шкаф, ключ от которого взял с собой. Лекок вышел, держась за стену, опустив голову. Было слышно, как он спотыкается, словно пьяница, спускаясь по лестнице.

В этом году последний день карнавала прошел очень весело, а это означает, что ломбарды и публичные балы сделали свое дело. Когда около полуночи Лекок покинул гостиницу «Мариенбург», на улицах было шумно и многолюдно, как в полдень. Кафе были переполнены.

Но молодому полицейскому было не до радости. Он смешался с толпой, не видя ее, протискивался между группами людей, не слыша проклятий, которые вызывала его невольная грубость.

Куда он шел?.. Он и сам не знал. Он шагал вперед, без всякой цели, наугад, пребывая в более сильном отчаянии, чем игрок, у которого последний проигранный луидор отнял последнюю надежду.

– Придется смириться, – шептал Лекок. – С очевидностью не поспоришь. Мои предположения оказались химерами, мои дедуктивные выводы – игрой воображения! Теперь мне остается лишь выйти с наименьшими потерями и насмешками из этой неприятной ситуации.

Лекок добрался до бульвара, как вдруг ему в голову пришла такая пронзительная мысль, что он не сумел сдержаться и закричал:

– Какой же я глупец!

И он хлопнул себя по лбу так, что чуть не расшиб его.

– Как такое возможно, – продолжал Лекок, – что я, столь подкованный в теории, становлюсь таким жалким и слабым, когда речь заходит о практике! Ах! Я всего лишь ребенок, новичок, которого удивляет и сбивает с пути истинного любой пустяк. Я смущаюсь, теряю голову, а вместе с ней и способность рассуждать.

Так, надо рассуждать трезво. Как я с первого взгляда оценил подозреваемого, система защиты которого заставила нас потерпеть поражение? Я сказал себе: «Это человек, наделенный незаурядным умом, опытом и проницательностью, смелый, хладнокровный в любых испытаниях. Он постарается сделать невозможное, чтобы обеспечить успех своей комедии».

Да, именно так я говорил. Но при первом же обстоятельстве, которое я не в состоянии объяснить, я сразу же опустил руки. А ведь само собой разумеется, что человек, наделенный удивительными способностями, не станет прибегать к заурядным действиям. Неужели я должен был надеяться, что его уловки будут шиты белыми нитками?

Так вот же!.. Чем больше внешних признаков противоречат моим предположениям и свидетельствуют в пользу версии задержанного, тем очевиднее, что я прав!.. Или логика больше не логика.

Рассмеявшись, молодой полицейский добавил:

– Только излагать эту теорию в префектуре в присутствии господина Жевроля было бы преждевременно. В противном случае мне пришлось бы проходить медицинское освидетельствование в Шарантоне [13] .

Лекок остановился. Он был около своего дома. Он позвонил, консьержка открыла ему. Он проворно поднялся на пятый этаж. Когда он ступил на лестничную площадку, из темноты раздался голос:

– Это вы, господин Лекок?

– Я, – ответил немного удивленный молодой полицейский. – А вы кто?..

– Я папаша Абсент.

– Бог ты мой!.. Добро пожаловать, я просто не узнал ваш голос… Потрудитесь войти в мою квартиру.

Они вошли, и Лекок зажег свечу. И только тогда молодой полицейский увидел своего старого коллегу. Но в каком состоянии, боже мой!..

Папаша Абсент был весь покрыт заскорузлой грязью, словно потерявшийся спаниель, бегавший три дня под дождем. На его рединготе остались следы от двадцати вытертых стен, а шляпа полностью потеряла свою форму.

Его глаза были мутными, усы жалко висели. Он все время шевелил челюстями, словно его рот был забит песком. Порой он пытался сплюнуть, прилагал к этому все усилия… Но изо рта ничего не выходило.