Онлайн книга «Пока нормально»
|
– Что ты хочешь сказать? – Я просто говорю, что сказал мистер Баллард. Руки у отца дрогнули. – Если мистер Толстосум Баллард сказал, что отдал мне бейсбольный мяч с подписями и сто долларов, то он врет. Понял? Вы знаете, что я должен был сказать. Даже мой брат и тот знал, потому что после молчания, которое тянулось очень долго, он прошептал: «Дуг понял». Отец посмотрел на брата. – Заткнись. – И повернулся ко мне. – Я сказал, что мистер Толстосум Баллард нагло врет. Ты понял? И тут я сообразил, как Одюбон заставил двигаться своего Желтоногого Улита. Он, то есть Желтоногий Улит, смотрит в темный лес и собирается перейти речку, которая отделяет его от этого леса, и его задняя нога наполовину поднята, потому что он хочет ею оттолкнуться, и он знает, куда идет, но все равно идет – спокойно, смело и прямо. Он собирается выйти на середину картины, где ему и надо быть, и за спиной у него будет свет, а впереди темнота. Весь его мир ждет, чтобы он это сделал. И я тоже. Я посмотрел на брата. Что бы ни дожидалось Желтоногого Улита там, в темноте, он все равно сделает то, что должен. – Кто-то врет, – сказал я. Вот то, что случилось дальше, в цифрах: Он промазал в первый раз, потому что я отшатнулся назад. Промазал во второй, потому что я оттолкнул стул и вскочил. Попал в третий, потому что Эрни Эко, урод, выставил свою руку, и я не смог пробежать мимо. И снова промазал, когда я вывернулся и первым добежал до задней двери. Я считаю, что это победа. Потом я вернулся в Мэрисвилльскую бесплатную публичную библиотеку и просидел там до самого закрытия, то есть до девяти часов. Мистер Пауэлл оставил книгу раскрытой на Желтоногом Улите. Вы скажете, что у этой птицы тупые желтые ноги? Может быть, зато она знает, куда на них идет. Знает. * * * Но мне-то от этого не легче. Когда я в тот вечер опять вернулся домой, отца не было, мать ушла к себе в спальню, а брат, один-одинешенек, подкидывал и ловил бейсбольные открытки – верный признак того, что у него в котелке что-то бурлит вовсю. Я стал подниматься по лестнице. – Эй, – сказал он. – Ты хоть понимаешь, какой ты придурок? – Заткнись, – ответил я. – Трудно было сказать «я понял»? Трудно, да? Я перегнулся через перила. – А тебе что, никогда не хотелось сказать «нет, не понял»? Хотя бы раз? Тебе никогда не хотелось… – Каждый день, Дугго, – сказал он. – Так почему ты не говоришь? – Потому что когда ты удрал, Дугго, на кого он, по-твоему, стал орать? Как ты думаешь? Поэтому она и сидит наверху – чтобы ты не видел ее лица, потому что она плачет с самого ужина. Теперь понял? Я сел на ступени. – Ну что, понял, Дугго? Понял? – Заткнись. Это не как ты… – Как я что? Как я что, Дугго? Ты хоть когда-нибудь думал, каково это – быть таким обозленным, что ты… А потом что-нибудь случается, и все говорят: ну конечно, он ведь такой, и всегда будет таким, и ты решаешь, что раз так, то и пожалуйста? Но ты все время думаешь: «Неужели я буду таким, как он? Или уже я такой?» И от этого злишься еще больше, потому что, может быть, ты и правда такой, и тебе хочется… Он замолчал. И вытер глаза. Думаете, я вру? Мой брат вытер глаза. – Иди наверх, – сказал он. – Увидишь там кое-что на столике. Спрячь куда-нибудь, чтобы он не нашел. Я пошел по лестнице. – Эй, Дугго, – сказал он мне вслед. – Хоть ты и придурок, но не трус. Ага. Так и сказал. Думаете, я вру? И вы, конечно, догадались, что было на столике, правда? Я вернулся с мячом вниз. – Откуда ты… – Если пьяный что-нибудь прячет, ищи у него в машине. Подкидывает открытки. Вытирает глаза. Снова подкидывает. Я спустился в подвал и сунул мяч с подписями в карман куртки Джо Пепитона. Когда я снова пришел в нашу комнату, брат лежал под одеялом, лицом к стене. – Спасибо, – сказал я. Он не ответил. Но я и так понял. * * * В понедельник я как будто вышел на середину картины. Я сделал из оберточной бумаги новую обложку для «Географической истории мира» и украсил ее Полярной Крачкой с одной стороны и Желтоногим Улитом с другой, нарисовав их на самом видном месте. Когда мистер Барбер со своей кружкой подошел к моей парте, он раскрыл мой учебник и перелистал его идеально чистые страницы. «Спасибо за аккуратность», – сказал он. А когда я кивнул, он улыбнулся и легонько толкнул меня в плечо. Прямо как Джо Пепитон. Я отдал мистеру Макэлрою свою Итоговую карту по культуре Китая и добавил к ней список китайских иероглифов с их значениями, которые записал сам, чтобы как-то извиниться за опоздание. Неплохо для того, кто в начале года не мог даже… н-да. На литературе мы дошли до тридцать восьмой главы «Джейн Эйр», которую я уже прочитал два раза благодаря Программе борьбы с неграмотностью, и тут мисс Купер повернулась ко мне и сказала: «Пускай Дуглас дочитает нам роман до конца», – и я посмотрел на нее, и весь вспотел, и опустил глаза на страницу. Знаете, сколько в «Джейн Эйр» слов такой длины, какой не бывает ни у одного нормального слова? Но знаете что? Я справился. Правда, справился. Почти со всеми. Лил Спайсер сказала, что я читал лучше всех остальных. Врет, конечно. Ну и что? Что с того? Я поднял руку на уроке миссис Верн, и хотя мне пришлось повторять это несколько раз, в конце концов она меня все-таки вызвала, и оказалось, что больше никто из всего класса даже представить себе не мог ось «зет». Думаете, я вру? Миссис Верн очень удивилась и сказала, что у меня изумительное пространственное воображение. Вы слышали? Изумительное! В спортзале еще продолжалась секция борьбы, и Так Называемый Учитель Физкультуры велел нам разбиться на команды, но ничего не сказал, когда я вышел оттуда и отправился бегать. Был уже ноябрь, и почти все деревья облетели и стояли голые и черные. Но пока Так Называемый Учитель Физкультуры не мешал мне бегать, я бегал. И совсем не возражал, когда Джеймс Рассел и Отис Боттом пошли бегать вместе со мной. Я их не просил. По-моему, они просто увидели, как я выхожу из зала, и решили ко мне присоединиться. Пока мы бегали, мы почти не разговаривали. А на уроке мистера Ферриса? Представьте себе такие лабораторные отчеты, что после их сдачи у Клариссы, наверное, даже ее деревянная голова пошла кругом от качки, и вы поймете, как там все было. |