
Онлайн книга «Исповедь зеленого пламени»
— Говори, Эленд Плетущая Чары, — величественный кивок Атхайна. СЛУШАЙТЕ! ПОКУДА НЕ ПРОБИЛ ЧАС, ПОКУДА ОСТАЛИСЬ СИЛЫ И ГОЛОС… Я делаю глубокий вдох, словно собираюсь скрыться под водой. Мир вздрагивает от звука моего голоса: Зажгите свечи, и звезды зажгите! Сегодня ночью для вас танцует Прекрасная Алла из храма Сиры… Слово — не с этой Сути. Силийское. «Андсира», «Долквир» — непонятные здесь слова, но плевать. Пусть думают, что хотят. Я — Говорю. Я делаю свою работу. Стекайтесь скорее на главную площадь! Сейчас она начинает свой танец, Ступая по черным зеркальным плитам Легко, как будто по облакам… Море огней — то факелы светят, Море голов — то замерли люди, А музыка громче и все быстрее — Как Сердце выдержит этот ритм? Одна — в толпе, на земле и на небе, Под тонким сиреневым покрывалом Так беззащитно гибкое тело, И кровь струится музыке в такт. А там, во дворах, столы с угощеньем — Но не позволит Андсира пройтись ей Босыми ногами в безумном танце По мясу с кровью и по вину… Я Говорю, я уже сама не слышу своего голоса — я настоящая Поющая. Все, кто в этом зале, протекают через меня — и я знаю, что и Флетчер уже здесь, замер у дверей в напряжении ожидания. А я срываю со всех оковы, как скальпелем по душе, и все тайное незаметно становится явным, и все, кто в силах прикоснуться ко мне мыслью, наделяются даром видеть сущность вещей… Зажгите свечи, и звезды зажгите! Сегодня женится мой любимый, И перед тем, как сойти в могилу, В последний раз я танцую для вас! Все, отказали тормоза… Нетерпение аттаров — прибой, что не в силах коснуться моих ног. И вот теперь можно вставлять ключ, умело выточенный под замок. Монотонно, нараспев, в бешено-завораживающем ритме: КРУЖИСЬ ЖЕ, АЛЛА, ПОКА НЕ УСТАЛА, ТАНЦУЙ, ПОКА МЕРТВАЯ НЕ УПАЛА, ЛЮБИМЫЙ ЖЕНИТСЯ, И НАГРАДОЙ ЗА ТАНЕЦ ЖИЗНИ ЕЙ БУДЕТ СМЕРТЬ, ЗА ЗВЕЗДНЫЙ ТАНЕЦ ВО СЛАВУ АНДСИРЫ, ЗА ТАНЕЦ СИРЫ — МЫ ПЛАТИМ ЖИЗНЬЮ, ЗА ТАНЕЦ ЖИЗНИ — МЫ ПЛАТИМ СМЕРТЬЮ, ЗА ТАНЕЦ СМЕРТИ — ЛЮБВИ… ПЛАТИТЬ… Голос мой медленно замирает в обморочной тишине. Больше всего в этот миг мне хочется упасть без сил, но я с изумляющим меня саму жестоким упрямством отсчитываю секунды: две… три… четыре… старт! — Да как ты посмела! — Кощунство! — Разве можно такое читать на свадьбе! — Это заклятие! — Конечно, заклятие! — Смерть чародейке! Ага… Вот вы все, голубчики (восемь… девять…), кого слетевшие тормоза уберегли от оков моей финальной ворожбы! Ну ни один не захотел промолчать, каждый высказался — тут тебе и все аттары (нет, не все — есть и непричастные!), и всеми нами любимый лорд Растрейн, и начальник старой гвардии (четырнадцать…), и скорбная Йоссамэл — ух ты, да она, оказывается, вовсе не в неведении, — и ее дама Раэрис… шестнадцать… финиш! — А ну, молчать! — это очнулся Атхайн. В том, что контакт наших подсознаний состоялся, я уже не сомневаюсь. Всплески деструктивности, равно как и выкрики, стихают, властной рукой ненадолго загнанные в берега. Одновременно с этим начал приходить в себя остальной народ — глаза светлеют… — Зачем ты это сделала, Эленд? — сталь в голосе. — Это были сильнейшие чары — и я не увидел в них света! Я поворачиваюсь к нему — глаза в глаза. — Государь мой Атхайн, вспомни, применяла ли я хоть раз ту власть, что дарована мне свыше, во вред тебе и Речному Содружеству? — Ни разу доселе, — голос его тверд. Он хочет быть справедливым — я не лишу его этого удовольствия. — Помнишь ли ты, как шло твое воинство, повинуясь слову моему, три дня без сна и отдыха, чтобы успеть в Эрг-Лэйю? — Трудно забыть такое. — Не ты ли тогда поначалу страшился довериться мне, ибо и тогда увидел в моих Словах и делах не свет, но силу? — Было так. — Последний вопрос — не сочти за дерзость, мой государь. Готов ли ты еще раз вверить мне свою жизнь в случае неминуемой опасности? — Если не будет иного выбора, я не стану колебаться. Еще один вдох. Кажется, заговорщики уже начинают понимать. — Так прикажи страже, государь, — резко и быстро выкрикиваю я, — арестовать и обыскать всех, кто возвысил на меня свой голос — твоя память держит их не хуже моей! Ибо лишь злой умысел разрушения и смерти может противостоять этим чарам! Единение с Той, что зовет к Себе… Я не успеваю договорить — ярензагский метательный нож, нацеленный мне в горло, со звоном ударяется о застежку Орсалла, которой сколот на груди мой плащ. Да, этого стоило ожидать от тех, кто потерял контроль над своими порывами! Я инстинктивно падаю, уклоняясь от второго ножа, который отбивает Тэйрин широким металлическим зарукавьем — и ловлю плечом третий, с той стороны, откуда не ждала… да и не мне предназначенный. Сквозь обжигающую боль в сознание прорывается мысль: а Растрейн, оказывается, даже еще больший дурак, чем я думала… — Вот видишь, государь! — нахожу я в себе силы выкрикнуть. — Какие тебе нужны еще доказательства? Я отобрала у них сдержанность… — и тупо смотрю, как рвется наружу кровь из моей раны, почти невидная на черном, Но в мою сторону никто уже не глядит. От дверей в зал доносится знакомый до слез боевой клич: «Андорэ и Эстелин!», и в зал с обнаженными мечами врываются Флетчер и капитан Иммзор, а за ними бегут воины с лебедиными крыльями на шлемах, которые тут же ввязываются в схватки с аттарами и кое с кем из старой гвардии. Иммзор в несколько прыжков оказывается рядом с лордом Растрейном, а Флетчер подбегает ко мне… — Что с тобой, Элендишка? Ох, черт, да они тебя серьезно ранили! — я слышу страх в его голосе и вдруг понимаю, что в этот миг Йоралин Даквортский плевать хотел на всех королей мироздания. Он подхватывает меня на руки, пачкая кровью свое белое одеяние. Рядом уже Орсалл и Россиньоль, кто-то из них, пытаясь помочь, выдергивает нож из раны… Взрыв боли. Мир гаснет. Не знаю, что заставило меня пробудиться. Просто вдруг сон отхлынул, как волна отлива, и я осознаю себя в темной комнате Флетчера, в трепетной паутине тишины, сквозь которую из окна доносятся звуки праздничного веселья — голоса, смех, аккорды лютни, и над всем — песня Россиньоля: «Все было так, во все века, и будет впредь наверняка!» Еще не ночь, а только поздний вечер, веселье и не думает утихать. Окно распахнуто настежь, но все равно все это — там, далеко, отдельно от меня, не в силах перелиться через подоконник и разрушить мой хрупкий покой. Я просто лежу и даже не слушаю, а слышу. |