Онлайн книга «Посмотри в глаза чудовищ»
И даже… ого! Гранатомет. Серьезные ребята. – Теперь все серьезные, – проворчал Коминт. – Все с гранатометами. Одни мы, как сироты… – А зачем тебе гранатомет? – удивился Николай Степанович. – Ты, по-моему, ножом и танк вскроешь, как жестянку. – А на дистанции? – не унимался Коминт. – Ладно, будет тебе и гранатомет… помолчим-ка пока. Посыпалась земля. Где-то, невидимые простым глазом, в раскоп спускались люди. – Прятаться будем? – спросил Коминт. – А смысл? Они нас и так не увидят. «Серая вуаль» – штука хитрая. Сиди и слушай. «Серая вуаль», конечно, не делала человека невидимым. Просто окружающие как-то забывали на него посмотреть. А посмотрев, тут же забывали, что посмотрели. Появились – по их мнению, бесшумно – первые четверо. – Нормально, командир, – вполголоса сказал один, оборачиваясь. – Только собака бегает, прирезать бы… Гусар повернул тяжелую башку и внимательно посмотрел на говорившего. Тот осекся. – Слу-ушай, Левка! – сказал другой. – А может, это ихняя собака? Вот мы и придем: не вы ли собачку потеряли? – Ага, – мрачно сказал Левка. – С гранатометом… Мозгом думать надо. Был он немолод и усат. Наверное, за это его и называли командиром. Одета группа была достаточно пестро: кто в зимнем камуфляже, кто в летнем, кто в шинели, кто в кожане. Оружие тоже было разнообразное: три «калашникова», ППШ, винтовка-тозовка, охотничий «медведь» и помповый дробовик. Гранатомет несли в брезентовом чехле. Ополченцы, как определил их для себя Николай Степанович, расположились в другом углу площади и закурили. И он с удивлением понял, что не курил сегодня вообще весь день… и, пожалуй, не курил и вчера. И позавчера. Это был по-настоящему дурной признак. – Подождем, пока они там все перепьются, – сказал командир-Левка. – И возьмем тепленькими. Прямо с баб сволочей поснимаем. – он зашипел, как бы подбирая потекшую слюну. – На воротах все равно кто-то будет, – сказал гранатометчик. У него был резкий армянский акцент. – Я же говорил – с моря заходить надо. С моря всегда прикрытие небольшое. – На море у них катер с пушкой. И в катере два гаврика. Товар они на катере возят или где? – Катер-матер… – проворчал армянин. – Подплыли бы тихо – и никакого катера. – Где катер? Не было катера. Никогда не видел катера. А вот где твой поганый блядский мент, командир? – Придет, рано еще… – Что-то я ему не верю, – сказал армянин. – А кому ты веришь? – Маме верю. Генералу Погосяну верю. Ментам не верю. Никогда, понял? Еще вот таким от пола был, не верил ментам. И папа мне говорил: последним дураком будешь, если ментам поверишь. Похоже, он тоже был не молоденький: если и младше Левки, то заметно старше всех остальных бойцов. Лет тридцать, определил для себя Николай Степанович. И если дойдет почему-то до драки, то – самый опасный боец. – Ну и правильно делаешь. Но это нужный мент, понимаешь, Тигран? Нужный. Нам без него туда ни в жисть не сунуться. – Ты – командир… – сказал Тигран и замолчал, оставаясь при своем мнении. Сидели тихо, изредка чем-то металлически брякая. Кто-то разбирал, успокаивая себя этим, пистолет. – Не нравится мне собака, – сказал парень в шинели. – Чего она тут ходит? Будто следит. За мной раз кошки следили – жуткое дело… – Кошки? – Ну да. Куда ни пойду – следом кошка. Так с неделю за мной и ходили. – Валерьянку на штаны пролил, – сказал Левка. – Или валокардин. Кстати, никто не взял с собой валокардина? – Что, сердце прихватило? – У командира не бывает сердца. – Идет, – сказал тот, который был с ППШ. – Слышу. – Вояки, – сказал Тигран. – Слышит он… Я вот слышу, что машина какая-то к лагерю свернула. Это я слышу. Раздался шорох гальки, и появился девятый: в военного образца крытой куртке и каскетке цвета маренго. – Ну, слава Богу, – сказал Левка. – Докладывай обстановку, лейтенант. – Чего докладывать! Пьют! – радостно сказал лейтенант. – Дато с Гвоздем уже в отключке, водилы на рулях спят, бляди скучают, и даже охрана потихоньку принимает. Я им в будку графин коньяка унес. Хороший коньяк, одесский, забористый. Валит с ног, как пулемет. – А Барон? – Барон поет – что ему. Поет Барон. «Ай да кон авэла…» – Гвоздь в отключке? – с сомнением спросил Тигран. – Так он же на старые дрожжи льет! – закричал лейтенант. – Он на старые дрожжи! Знаешь, как они вчера гудели! – Сколько охраны? – деловито спросил Левка. – Трое у Дато и столько же у Гвоздя. Полагается поровну. Давайте, парни, покажите татарве, хохлам да цыганам, кто в Крыму хозяин! Мы же люди официальные, нам нельзя… Этого Николай Степанович не вынес. «Тот?» – прошелестел он Коминту, и Коминт пожатием руки подтвердил: тот. – Ну, если уж вы официальные, – сказал он, подходя сзади к лже-менту поганому и накладывая длань на погон, – то я – сама Матильда Кшесинская. Все вскочили, но Коминт негромко сказал: – Не вздумайте стрельбу устраивать, козлы. Услышат. – Да мы с тобой и вручную… – начал кто-то, но Гусар сбил говорившего с ног и встал ему на плечи. – Спокойно, господа, – сказал Николай Степанович. – Из ваших разговоров я понял, что пришли мы сюда с одной целью. Заодно хочу вас предупредить, что этот вот субъект отнюдь не лейтенант Сермягин, как он себя называет, а глава службы безопасности УНО-УНСА Константин Иванов, он же Котик Перехват. И в лагере сейчас не пьянка, как вам было солжено, а то, что в их кругах именуют «стрелкой», а в высших – «саммитом». Пьяных там нет, дураков тоже. Боюсь, что все дураки сидят здесь. Константин, потрудитесь осветить обстановку надлежащим образом, – движением руки он развернул голову «безпечнику» так, чтобы тот встретился с ним глазами. Испуг и бессильная злость читались в этих глазах. И панически-напряженным голосом Константин, подчиняясь чужой воле, начал выкладывать все, как оно есть на самом деле. А на самом деле… – Нам ведь что нужно? – торопливо говорил Котик. – Нам нужно, чтобы вы там шум устроили, чтобы Дато на Гвоздя и Барона плохо подумал, а те на него, ясно? Чтобы не сговорились они, потому как сговорившиеся они нам не нужны. А так ничего плохого я же вам не хотел… – Не тронь пушку, – предупредил кого-то Коминт. – Достаточно? – спросил у Левки Николай Степанович. |