Онлайн книга «Дневник Джанни Урагани»
|
И вышел, закрыв за собой дверь. Позже пришёл синьор Маралли с моей сестрой Вирджинией, и они вдвоём пытались уговорить отца смягчиться, но он твердил им в ответ одно и то же: – Видеть его не хочу! Видеть его не хочу! Надо отдать должное адвокату Маралли: этот великодушный человек защищает слабых от жестокой несправедливости и умеет, когда надо, быть благодарным. И вот, вспомнив историю с глазом, он сказал папе: – Надо признать, этот мальчишка чуть не лишил меня глаза, а в день моей свадьбы едва не похоронил заживо под руинами камина в гостиной. Но я никогда не забуду, что благодаря ему мы соединились с Вирджинией… К тому же он защищал меня, когда племянник Гасперо Беллуччи из его класса говорил про меня гадости… А это говорит о том, что Джанни – чуткий мальчик, не так ли, Джаннино? И за это я его люблю… Нужно смотреть глубже: взять хоть то, что он учинил в Риме, в конце концов, мотив у него был великодушный: он хотел освободить птичку… Гениальный адвокат этот Маралли!.. Дослушав эту мощную речь до конца, я не смог больше стоять под дверью и ворвался в комнату с криком: – Да здравствует социализм! И с рёвом упал в объятия Вирджинии. Папа рассмеялся, а потом сухо сказал: – Хорошо, но раз социализм настаивает на равенстве в распределении благ, почему бы адвокату не взять тебя на время к себе? – Почему бы и нет? – воскликнул Маралли. – Спорим, я найду способ сделать из него человека? – Скоро ты поймёшь, какое благо тебе досталось! – сказал папа. – Впрочем, всё равно моя цель будет достигнута, так как я видеть его не хочу. Забирайте на здоровье… Так был заключён договор: меня выселяют из родного дома к Маралли и дают мне месяц на исправление: я должен доказать, что на самом деле я не такой уж несносный, как все говорят. * * * В этом спокойном районе Вирджиния с мужем поселились, вернувшись из свадебного путешествия. Маралли обустроил прямо в доме свою адвокатскую контору с отдельным входом, а ещё туда можно попасть через гардеробную. У меня своя комната, крошечная, но опрятная, окно выходит во двор, и мне в ней очень уютно. В доме, кроме меня, сейчас гостит синьор Венанцио, дядя Маралли, он приехал несколько дней назад, поскольку здешний климат, дескать, полезнее для здоровья. Какое там здоровье: это дряхлый глухой старик со слуховым рожком, который, кашляя, бухает, как барабан. Но говорят, он сказочно богат и с ним нужно обращаться очень почтительно. Завтра снова в школу. 10 января
Эдмондо Де Амичис [22] был бы мной доволен, ибо сцена, разыгравшаяся сегодня утром в школе, вышибла бы слезу у любого. Когда я вошёл в класс, меня встретили одобрительным гулом, все ребята уставились на меня. Приятно, конечно, почувствовать себя героем, и я смотрел на своих одноклассников сверху вниз, ведь никто из них в жизни не подвергался такой опасности… Но нет, кое-кто всё-таки попал в такую же передрягу… и вот Чеккино Беллуччи с трудом встал с места, держась руками за парту, и двинулся мне навстречу, опираясь на костыль. Внутри у меня всё сжалось, с меня мигом слетела геройская спесь, в горле забулькало, и, побледнев как полотно, я прошептал: – О, бедный Чеккино! Бедный Чеккино! Ещё миг – и мы с Беллуччи обнялись, обливаясь слезами и не в силах произнести ни слова. У всех мальчишек в глазах стояли слёзы, и даже Профессор Мускул, который завёл было своё: «Всем молчать», сам замолк на полуслове, вздохнул протяжно и зарыдал. И впрямь бедняга Чеккино! Лечили его, лечили, но правая нога всё равно осталась короче и ему суждено хромать всю оставшуюся жизнь. Представляешь, дорогой дневник, я был так подавлен плачевным состоянием Чеккино, что хоть я уже и думать забыл обо всей этой истории с автомобилем, но тут поневоле ужаснулся тому, с какой лёгкостью порой мы, дети, подвергаем себя опасности! Само собой, я и не подумал спрашивать с бедного Чеккино Беллуччи десять новых перьев и красно-синий карандаш, которые он мне проспорил. 13 января
Мой зять просто молодчина. Он обращается со мной как с человеком, никогда не унижает и любит повторять: – Джаннино в глубине души хороший мальчик, из него выйдет толк. Только что он застал меня за дневником, полистал его, разглядывая мои рисунки, а потом сказал: – Знаешь, у тебя большие способности к рисованию! Видно, что ты наблюдаешь и совершенствуешься… Посмотри, первые рисунки и вот эти последние – какой прогресс! Молодец Джаннино! Мы сделаем из тебя художника! Вот такие разговоры каждому мальчишке по душе, и мне хочется показать своему зятю, как я благодарен ему за всё, что он для меня делает, и что-нибудь ему подарить, но денег-то у меня ни гроша, поэтому я думаю одолжить несколько лир у синьора Венанцио, раз он такой богач. * * * За обедом Маралли опять заговорил о моём дневнике. – Ты видела его когда-нибудь? – спросил он у Вирджинии. – Нет. – Покажи ей, Джаннино: увидишь, Вирджиния, мы все там есть, да как похожи! Джаннино – настоящий художник! Я обрадовался и показал рисунки сестре, но читать никому не разрешил, пусть мои мысли останутся тайной. Невзирая на мой запрет, Вирджиния вдруг воскликнула: – Ой, смотри: тут есть про наше венчание в церкви Святого Франческо на Горе! Услышав это, мой зять выхватил у неё дневник и прочёл те страницы, где описано путешествие на облучке экипажа и сцена моего внезапного появления в церкви. Прочтя это, Маралли погладил меня по голове и сказал: – Слушай, Джаннино, обещай оказать мне одну услугу… Обещаешь? Я пообещал. – Спасибо, – продолжил мой зять. – Вырви, пожалуйста, из дневника эти страницы… – Ну уж нет! – Как? Ты же обещал! – Прости, но зачем? – Их надо сжечь. – Почему? – Потому что… Потому что так надо, детям этого не понять. Вот вечно так! Я, конечно, поклялся, что буду слушаться, и скрепя сердце смирился с этой жертвой, но идея вырвать кусок из моего дорогого дневника показалась мне чудовищной… |