Онлайн книга «Гиперборейская чума»
– Где мой аппарат? – Да вот… Крутая машина, братан, слушай! Я такие только на картинке и видел. Это же вроде концепт – или уже серия пошла? – Это трофей, – строго сказал подошедший Марков. – Взят в бою. – Слушайте, парни, а сами-то вы откуда? – Из Москвы. – От Хирурга, что ли? – И – напряжение в голосе. – От Панкратова. – Не слышал… – Эй, – закричали снизу, – тут у них пацан какой-то связанный! Да он еще и негр! Терешкову ярко вспомнились рейнджеры. Затеплился бок под «кольтом». Гады. – Дайте ему по башке, – велел он, – и пусть лежит. – Ну! Заводятся моторы. Запах сгоревшего бензина. Муть. – Понеслись! И – понеслись! Вновь надо было крутить динамо, мотор ревел и вибрация била в руль, но Терешков был счастлив. Сзади слышны были сирены, похожие на полицейские, но не было ни погони, ни пальбы. И коптеры не утюжили небо, и с оверлук-сателлитов не давали подсветки… Короткая езда – может быть, пять минут. Нырнули в спящий квартал. Звук упруго отлетал от стен. Под арку. Неровный проезд. Переулок. Налево… – Стоп! Глуши!.. Дворик – маленький, десять на двадцать. Со всех сторон – черные воротца. Стас – или Димон? – быстро отпирает одни, внутри загорается свет, там небольшой ангар, стоит на козлах мотоциклетка, что-то валяется… – Закатывайте! И Терешков закатывает горячую мотоциклетку внутрь, прислоняя к стене, набиваются другие, всего их семеро, ворота закрываются, скрежет замка… – Уау! Как мы им вломили! – Димон, чего ждем? Отпирай! Поднимается люк в полу, там загорается свет. – Пошли. Эй, придержите парня! Терешков понимает, что придержать нужно его, но все равно успевает упасть раньше. И сразу – вкус пива на языке. – Пьет. – Так ведь пиво же… – Слушай, в больницу, наверное, надо чувака… мозг сотрясло… – Ничего, товарищи, все обойдется, – голос Маркова. – Он и с поезда падал, и с аэроплана – без последствий. Привычка выработалась. – Каскадер, что ли? – Можно сказать и так… – Марков бывает порой удивительно уклончив… – Нормец, – повторил Терешков, не открывая глаз. – Пуржать – не стоеросить. Про. Химли загуенец держать? Он попытался сесть. В голове, если говорить честно, бродило. – Нич-че не понимаю… – прошептал кто-то с уважением. Терешков с трудом проморгался. Он почему-то ожидал, что свет будет невыносимо яркий, но нет: молочно-белый, оплетенный проволокой фонарь светил хорошо, в меру. Мотоциклетчики – молодые парни в расстегнутых кожанках, один с бородой, один с волосами до плеч – лежали и сидели на зеленых и серо-полосатых тюфяках, брошенных на пол. В центре между всеми стоял большой надорванный картонный ящик, из которого изумленно таращились пивные банки. Одну, открытую, тут же сунули Терешкову в ладонь. – «Миллер», – тщательно прочел он надпись на боку. – Ненавижу… И, запрокинув голову, стал шумно пить. – А его зовут Валентин, – сказал Марков. – Сейчас он вправит себе мозги и будет общителен, как я. Терешков втянул последние капли и кивнул. – Да, – сказал он. – Я могу быть общителен, как мой друг Марков. Хотя его вызывающие отношения с женщинами вызывают ненужное отношение к себе. К нему. К себе… Или?.. Да. Так что я хотел сказать? А, вот. Вспомнил. Какое число сегодня? – Шестое. – А месяц? – Ну так это… Июнь. – А год? – Ни хрена ты с дуба рухнул… Девяносто восьмой. – Я тебе говорил! – Терешков уставил палец на Маркова. – Все сходится. И еще, товарищ: что это значит: «Крутой навороченный байк»? ГЛАВА 8 ПРОШЛО ДЕСЯТЬ ДНЕЙ. В МОСКВУ, В МОСКВУ!.. ПЕРВЫЙ ИЗ СПИСКА. ПОЧЕМ ДИКТАТУРА ПРОЛЕТАРИАТА?.. ЗДРАВСТВУЙ, ЛЕНИН. Здесь пришлось проще, чем в две тысячи двадцать восьмом. По крайней мере, были в ходу и золото, и наличные деньги. Больше того: за деньги можно было купить все что угодно. До чего кстати оказался сверток старой, вышедшей из употребления «зеленой капусты», сунутый в последнюю минуту Дедом. Здесь «капуста» имела немалый вес… да и николаевские империалы можно было легко обменять на непривычного размера и вида рубли… – Вот она, мерзкая рожа капитализма! – говорил Марков, потрясая темно-красными обтрепанными паспортами с переклеенными фотографиями. – Как поживаете, Сергей Панкратьевич Козорезов, год рождения тысяча девятьсот шестьдесят четвертый? Прекрасно поживаю, отвечаешь ты мне, Федору Эдуардовичу Мелешко, рождения тысяча девятьсот шестьдесят девятого… – Две мерзкие рожи, – меланхолично отвечал на это когда-то Терешков, а ныне Козорезов. – Все продается, и все покупается!.. – А что? Очень даже удобно. – Ты ренегат, Козорезов! – И разложенец. Давай лучше решим, командир, что делать будем. В тактическом плане у нас полное отсутствие ясности… – Что делать, что делать… Внедряться. Они внедрялись уже вторую неделю. Удачно сведенное первоначальное знакомство помогло замечательно: мотоциклетчики не выдавали тех, кого однажды сочли своими. Они и были зачатком тех самых «ночных бомбардировщиков», которые так дерзко сопротивлялись интервентам тридцать лет спустя… Но сами мотоциклетчики этого еще не знали и не подозревали ни о чем грядущем. Повседневная жизнь, в которую вскоре окунулись испытатели, ничем не походила на ночное приключение. Здесь – как, впрочем, и «дома», и в будущем, – есть разные миры, текущие раздельно, почти не перемешиваясь: как вода и масло… С помощью Димона «вписались» в маленькую облезлую – но с ванной, горячей водой и ватерклозетом – квартирку вблизи железнодорожной станции, обзавелись самыми неотложными документами (их требовалось немало, но, в отличие от будущего, тут они достаточно легко добывались); подолгу смотрели «ящик» (так назывался предшественник скрина), читали свежие газеты, вечерами вели беседы с заезжавшими на огонек мотоциклетчиками – осторожно и по касательной. Впрочем, своих чудаков и даже опасных сумасшедших на улицах хватало с избытком… Республика агонизировала. Коммунисты стали банкирами и заседали в парламенте. Над Москвой возвышался идиотский памятник царю Петру. Белые безнаказанно издавали толстые газеты. Харьков оказался за границей. Нищие подаяние не просили, а – требовали. Бандиты никогда не бывали в лесу. |