Онлайн книга «Глаза голубой собаки»
|
Держа руку над лампой, она сказала: – Вот именно. И мы уже никогда не забудем этого. – Вздохнув, она шагнула из круга света: – Глаза голубой собаки. Я всюду это писала. Я наблюдал, как она приближается к туалетному столику. Как, появившись в лунном круге зеркала, смотрит на меня, будто из зазеркалья, не отличающегося, впрочем, от нашего мира. Смотрит, раскрывая перламутрово-розовую пудреницу и припудривая нос, своими огромными опаляюще пепельными глазами. Затем она закрыла пудреницу, вновь подошла к лампе и произнесла: – Если эта комната еще кому-нибудь приснится, я буду вынуждена вернуться к себе. – И опять вытянула над лампой длинную вздрагивающую руку, ту же, которую согревала до того, как села у зеркала. – А ты не боишься холода. – Иногда. – Но сейчас тебе холодно. И я понял, отчего не мог не быть одиноким. Холод удостоверял мое одиночество. – Да, зябко. Странно, ведь ночь теплая. Наверное, сползла простыня. Она снова приблизилась к зеркалу, а я принялся вертеться на стуле, стараясь располагаться к ней спиной. Но и не глядя на нее, я знал, чтó она делает. Видел, что она сидит у зеркала и смотрит мне в спину. Ее взгляд пронзал насквозь, а рука опять потянулась к губам, уже ярко накрашенным. Она была перед моими глазами, на гладкой стене, похожей на иное – не отражающее – зеркало. В нем я видел, что она сидит позади меня, и воображал, где она сейчас, будто на месте стены и в самом деле было зеркало. – Я тебя вижу, – сказал я и как бы заметил на стене: она подняла ресницы и посмотрела на мою спину в глубине зеркала, на меня, отвернувшегося к стене. Она опустила голову, не промолвив ни слова, направив свой взгляд на грудь. И я повторил: – Я тебя вижу. Подняв голову, она сказала: – Не может быть. Я спросил: – Почему? Она, вновь опустив голову, произнесла: – Потому что ты смотришь в стену. Я повернулся с зажатой в губах сигаретой. Она приблизилась к лампе, пока я смотрел в зеркало. Обжигаясь, протянула над огнем руки, как курица крылья, и тени от пальцев легли ей на лицо. – Я все время мерзну, – призналась она. – Ледяной город. – Она повернулась в профиль, ее огненно-медное лицо было печальным. – Согрейся, чтобы совсем не замерзнуть, – посоветовал я. И она стала снимать с себя все. – Я отвернусь. Она ответила: – Не стоит. Ты все равно видишь спиной. – Продолжая говорить, она разделась почти донага. Языки отблесков огня вылизывали ее тугую медную кожу. Я сказал: – Я хотел увидеть тебя такой, у тебя на коже живота глубокие поры, будто ты выточена из дерева. Она застыла, еще до того, как я осознал, что слова мои вульгарны по отношению к ее наготе, и сказала, согреваясь в круге света от лампы: – Порой мне представляется, что я из металла. Минуту висело молчание, пока она медленно поворачивала руки над огнем. Я сказал: – Но иногда, в каких-то иных снах, я видел тебя бронзовой статуэткой в углу музея. Может, поэтому тебе так холодно. И она сказала: – Когда я сплю на левом боку, на сердце, то ощущаю, как тело делается пустым, а кожа превращается в лист железа. Когда кровь пульсирует, такое чувство, будто постукивают пальцами по животу, и я, лежа в постели, слышу медные звуки. Листы прокатной стали, как ты говоришь. – Она приблизилась к лампе. Я сказал: – Хотел бы тебя услышать. Она сказала: – Если мы когда-нибудь встретимся, ты прижмись ухом к моей спине, когда я сплю на левом боку, и услышишь, как я звучу. Я всегда хотела, чтобы ты так сделал. Она глубоко вздохнула и добавила, что уже много лет не хочет ничего иного. Ее жизнь была ради встречи со мной. Встречи, пароль которой знали только мы: «Глаза голубой собаки». И она бродила по городу, твердя его во весь голос, дабы тот, единственный, мог услышать. – Я та самая, что входит каждую ночь в твои сны и говорит: «Глаза голубой собаки». Она сказала, что заходила в рестораны и, делая заказ по меню, говорила официантам: «Глаза голубой собаки». Официанты услужливо кивали, но никто из них в своих снах не слышал о таком блюде. Она писала на салфетках, выцарапывала ножом на полировке столиков: «Глаза голубой собаки». И на покрытых пылью окнах отелей, железнодорожных станций, любых общественных заведений она писала пальцем: «Глаза голубой собаки». А однажды, подойдя к какой-то лавке, почувствовала тот же запах, что сопровождал в ее комнате сон обо мне. «Он должен быть тут», – решила она и вошла в лавку, облицованную новым блестящим кафелем. Подошла к продавцу: – Мне беспрерывно снится человек, который говорит мне: «Глаза голубой собаки». Продавец внимательно посмотрел ей в глаза, и она продолжила: – Мне очень нужно найти его, говорящего в моих снах: «Глаза голубой собаки». Продавец засмеялся и ушел за прилавок. А она глядела на блестящие плитки и чувствовала тот же запах. Открыла сумочку, опустилась на колени и ярко-красной помадой громадными буквами написала на плитках: «Глаза голубой собаки». Продавец снова приблизился к ней и сказал: – Вы испачкали пол, сеньора. – И протянул ей влажную тряпку, сказав: – Сотрите. И она рассказала, по-прежнему стоя у лампы, что весь день ползала на четвереньках, оттирая пол и твердя: «Глаза голубой собаки», а в дверях толпился народ, и все уверяли, будто у нее якобы поехала крыша. Она умолкла, я сидел, балансируя в углу на ножке стула. – Дни напролет стараюсь вспомнить фразу, которая поможет найти тебя, – произнес я. – Теперь мне кажется, что завтра утром я ее не забуду. Я повторяю ее во сне, а проснувшись, неизменно забываю слова, благодаря которым могу найти тебя. Она сказала: – Еще в первый раз ты сам их выдумал. Я сказал: – Я выдумал их потому, что увидел твои огромные пепельные глаза. И все же я не могу вспомнить эти слова утром. Сцепив кисти и протянув их к лампе, она глубоко вздохнула и произнесла: – Во всяком случае, мог бы вспомнить, в каком городе я их писала. Крепко сжатые губы блестели в свете лампы. – Я хочу прикоснуться к тебе, – сказал я. Она подняла голову, направив на меня свой взгляд, опаляющий, как и ее руки; я понял, что наконец-то она увидела меня, раскачивающегося в углу на стуле. – Ты никогда не говорил мне этого. – Вот сейчас говорю, и это действительно так, – сказал я. |