
Онлайн книга «Эпоха лишних смыслов»
– Можно пойти на рейд в кабинет Арлиновой, – предложил Гамов, не отрываясь от желтого листа с машинописным текстом. – Идея отличная, Макс. А завтра – на рейд в увольнение. – Гера наконец-то поднял длинные ресницы и уселся на полу с королевским видом. – Так что за паттерн? Я провела рукой по волосам, приготовилась говорить, и тут у меня заиграл мобильный. Гамов язвительно полуулыбнулся, не глядя в мою сторону. Не иначе, мстил. Я перевернула айфон. На дисплее улыбался Лешка, поэтому звук пришлось выключить. – Паттерн, – повторила я и на мгновение зависла. – Первый раз звонит? – Гера сладко потянулся, и я испытала почти непреодолимое желание швырнуть в него пластиковым стаканом. – Может, к делу? – шероховато спросил Макс. Я фыркнула. И тут мобильник запел снова. Что удивительно – группой Muse и совсем не у меня. Судя по озорной улыбке, Гера давно успел включить беззвучный режим. Гамов вылетел из-за стола и уже на пороге бросил в трубку: – Привет, Рит, как ты? Я не сдержала вздоха. Гера сделал хлоп-хлоп ресницами и чуть заметно качнул головой. – Ненавижу тебя, – буднично сказала я. – И я тебя, – отозвался он. Потом мы оба разулыбались. – Покурить бы. – Размечтался. Статистику давай тащи. – Ау, Оливин, я ее сразу принес. Лови. – Гера бросил сложенную вчетверо распечатку прямо в меня. – Тогда дождемся Максима. – Дождались, – с порога заявил Гамов. – Начинаем обсуждение? – Нет-нет-нет! – Туров почти подпрыгнул на полу. – Никаких обсуждений. Знаю я твою страсть к теории. Пускай говорит Оливин. Она все это затеяла, и слово ей. Я опасливо огляделась по сторонам и даже на всякий случай вышла в коридор. Темно и пусто, то, что доктор прописал. Я не смогла удержать нервного смешка и вернулась. – Феерические меры предосторожности. – Гера уже почему-то сидел за моим столом. – Уступи место, иначе сяду на колени. – Напугала! Иди к Гамову садись. Я возвела очи горе и вышла на центр комнаты, чувствуя себя совершенно по-идиотски. Платье, каблуки – как будто на докладе. – В общем, так. Понятия не имею, когда начались прорывы. Архив ФСБ велел приходить на следующей неделе, а вся стоящая информация – у них. Здесь данные только с момента развала Союза… – Оливин, – перебил меня Гера с легкой укоризной в голосе. – Нельзя ли объяснить для начала, что происходит? А то работала ты, работала, и вдруг – паттерны какие-то, архивы ФСБ, откуда что берется? Я бросила неуверенный взгляд на Макса. Тот сосредоточенно вглядывался в пожелтевшую бумажку. – В общем, Гер, если по-честному, то в обычном мире, не твоих книгах, все так и происходит. Работаешь, работаешь, копишь информацию, а потом случается синтез. И анализ. – Ты мне Гамова тут не выгораживай только. – Гера завел руки за голову и сладострастно зевнул. – Она не выгораживает, – резко отозвался Гамов. – Что за манеры вообще такие? – В одной упряжке бежим, детки, – тут же спружинил Гера. – Раз мы в ней бежим, то… – Я прервалась. Надо было признаться, но по какой-то загадочной причине не получалось. Язык не поворачивался сказать гадость. Пусть правдивую, пусть выстраданную, пусть опасную… Я просто физически не могла сдать напарника. – Совсем меня за дурака держите. Я же все-таки известный писатель, любимец критиков, – протянул Гера язвительно. – Но не публики, – отбрил его Гамов. – Неправда. – Я нервно заглянула в статистику. – Всем спасибо за мнения. Так что же случилось в прорыве, что Оливин внезапно взяла полагающийся ей отгул и пошла не куда-нибудь, а на Лубянку? Гамов кашлянул и все же посмотрел на меня. – Как бы тебе это объяснить, Гер. Мир начал защищаться. – Не понял. – Он настороженно приоткрыл глаза. – Понимать нечего. Мы зашли в прорыв, и мир почти тут же среагировал, обвинив нас во всех смертных грехах и прислав за нами убийц. – Издеваешься? Я читал отчет перед отправкой. Я помотала головой: – Арлинова все переправила, видимо, решив, что с таким развитием событий ваш Степа точно нас прикроет. – Мир начал защищаться? – Гера принял вертикальное положение и стал переводить взгляд с меня на Гамова и обратно. Я кивнула. – Но мир не может защищаться! – Он нервно отхлебнул из моего стакана с кофе. – Нашел кому рассказывать, – фыркнул Гамов. – В общем, это только гипотеза. Попав внутрь, мы сразу стали главными героями, события завертелись вокруг нас. Макса подстрелили даже. – Я такого в жизни не видел, Гер, а сам знаешь, за последние два года с чем только не сталкивались. – И вправду конец света, – криво заулыбался Гера. Меня передернуло. – Не совсем так. В общем, про паттерн, ребята. Из интересного. С начала девяностых прорывы были очень редки, догадываетесь, почему? Издавали что ни попадя, закрепляя мир в нашей реальности. Потом дела пошли под откос. Чем дальше, тем сильнее. В две тысячи пятом впервые было зафиксировано четыре прорыва за год. В шестом – снова четыре. В восьмом – целых семь. Ну а потом, в две тысячи десятом, завертелась вся эта кутерьма. Двенадцать прорывов, шестнадцать. С первого января нынешнего года – двадцать пять штук, не считая позавчерашнего. Паттерн. Чувствуете? – Да все понятно. – Гамов чуть пожал плечами. – Растет количество неиздаваемого материала, следовательно, растет количество прорывов. – Но не по экспоненте же! – взвилась я. – Это не экспонента, – отозвался Гамов, глядя в стол. – Растет не только число, но и сложность. Ты бы почитал отчеты за две тысячи первый, да что там, даже за две тысячи пятый! – Я раздраженно забралась на собственный стол, и Гера тут же развернулся ко мне. – Я читал их. Более того, сам закрывал еще за год до того, как ты издалась. – И что? – Я бросила обжигающий взгляд на Геру. Тот внимательно посмотрел на меня. Понял, хитрец, что поднимать глаза на Гамова мне было никак нельзя. – Сложность… – Гамов на секунду замер. – Повысилась. Бесспорно. Но это нормально, Роза. Произошел естественный отбор. На Самиздате стали задерживаться приличные тексты. А что-то приличное деконструировать куда сложнее. – А миры за деконструкторами по какой причине стали охотиться? – спросил Гера, холодно на него глядя. – Настолько усложнились, что собственный разум обрели? Гамов ядовито хмыкнул и сделал глоток из стакана с кофе: |