Онлайн книга «Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга 1»
|
Венедим Паригорий вёл в Артемию то, что уцелело от его отряда, попавшего в засаду. Ещё вчера двадцать два слава и четыре сотни новобранцев, все с оружием, при полусотне коней, двигались по просёлочным дорогам западнее Бориопольского тракта, забитого беженцами. В какой-то деревушке они наткнулись на конкордийский разъезд в три десятка всадников, легко выбили его и погнались – конные – за уцелевшими. И сам Венедим тоже погнался… В лесу на узкой дороге разъездчики попытались развернуться и дать бой, были вторично биты и рассеялись по лесу. Славы повернули назад. Ещё издали они увидели, что деревня горит. Крестьянские дома здесь ставят из глиняных кирпичей, скрепляемых известью, но надворные постройки обычно деревянные. Они-то и пылали, а на улице, подальше от огня, между каменными домами бродили какие-то тени… Всё было буквально устелено трупами, кричали и плакали раненые, и у живых не было сил связно рассказать о том, что случилось. Потом это всё-таки удалось выяснить. Главным образом потому, что среди убитых оказалось и несколько тел очень необычного вида. Через полчаса после того, как конные унеслись в погоню за конными, в деревню с двух сторон вошли великаны. Они были не столько высоки – хотя и высоки тоже, – сколько широки и тяжёлы. Каждый держал два меча. Земля гудела под их шагами… От мощных панцирей отскакивали стрелы. Длинными мечами великаны легко отводили удары копий, и уж совсем немыслимо было сойтись с ними вплотную. И всё же именно так, вплотную, телом к телу, удалось положить тех нескольких, которых удалось положить. Новобранцы отчаянно бросались по три-четыре человека сразу, и пока великан рубил одних, оставшиеся проскальзывали под свистящими клинками и ухитрялись дотянуться короткими своими мечами, а то и ножами до незащищённого горла… Ещё три великана были исключительно хладнокровно расстреляны мальчишкой-лучником, всаживавшим стрелу за стрелой в их лица. Мальчишка, как ни странно, остался жив: последний из убитых великанов упал на него, придавил к земле – и тем самым спрятал, скрыл. Испугал великанов огонь. Когда всё начало полыхать и сверху посыпались головни, они попятились и исчезли так же внезапно, как и появились… И теперь в крестьянских телегах ехали следом за отрядом три тела, будто и вправду вырубленные из камня – так они были тяжёлы. Ещё четыре – зарыли поодаль, у болотца. А у самой деревни в наспех вырытом рву похоронили сто девяносто шесть новобранцев, принявших такой неравный и жуткий бой. Они лежали вперемешку, и побежавшие, и стоявшие насмерть, потому что подлинная смелость и подлинная трусость распознаются только в третьей схватке, а в первой – бывает всякое. Раненых отвезли к тракту и передали в проходивший мимо госпитальный обоз. Хоть в этом немного повезло… Всего же у Венедима осталось меньше четверти бойцов. Хуже всего было то, что Венедим – до следующей схватки – не мог быть уверен в том, что его бойцам не переломили хребёт духа и что в новом бою они не ударятся в панику в первую же секунду… Ему хотелось верить, что это не так – но, глядя на лица парней, которые, может быть, впервые в жизни похоронили столь многих из тех, с кем ещё утром делили хлеб и пили воду с вином, он пытался мучительно вспомнить или представить себя в такой ситуации – и это почему-то оказывалось невозможным, всё время невозможным… У старого чёрного коробчатого моста через мутную речку, текущую где-то далеко внизу, на дне глубокого оврага, их остановили. Два десятка конных славов с кесарскими орлами на флажках стояли в строю, а чуть поодаль заняли позицию за ровиком и частоколом лучники. Там же Венедим разглядел и треноги с рамочными луками. Минут десять такая застава могла бы продержаться… впрочем, десять минут и нужно, чтобы обложенный хворостом и железным ломом мост превратился в огненную трубу, а потом и в пепел. От строя конных отделился всадник в сером плаще сотника. Венедим ждал, когда он приблизится. Венедим с юности был несколько близорук, что не мешало ему оставаться неплохим стрелком – однако людей он начинал узнавать в лицо шагов с тридцати. Этого сотника он не узнал и тогда, когда тот подъехал вплотную. – Акрит Камен Мартиан, – отрекомендовался тот, – сотник конной стражи государя нашего кесаря. Кто вы и откуда? – Акрит Венедим Паригорий, командир милиционного отряда, направляюсь к месту сбора. Как тут у вас, сотник? – Тревожно тут у нас. Саптахи ночами налетают… – Понятно. Мы дорогой в засаду угодили. Вон, под рогожами в телегах лежат… Сотник кивнул серьёзно, тронул коня. Потом – наклонился над телегой, свесившись с седла, и приподнял рогожу. Венедим видел, как сизые его щеки стали серыми. – И где же это?.. – Вёрст сорок к северу. Названия места не знаю. – О-хо-хо… Да, если таких зверушек у них вдосталь… – Они боятся огня. – Да? – Деревня загорелась, и они ушли. – Огня… Ну, хоть что-то. – Да. Огня вот боятся. Больше ничего. – Ну, буду знать. Да и другим скажу. – Скажи, акрит. Обязательно скажи. – До сборного места как – провожатого дать или по карте дойдёшь? – Всё равно. – Тогда провожатого. Эй, Гроза! Подъехал курносый и светловолосый отрок на рыжей кобыле. Кобыла шла чуть боком, занося задние ноги. Она была совсем молодая, двухлетка, и даже в пересчёте на лошадиный век всё равно была моложе всадника, а потому баловалась. Из-за плеча отрока высовывался красный длинный лук непривычного вида. – Вот, Гроза, проводишь акрита с его людьми. Людей до Зелёного, акрита – до штаба доведёшь. Спросишь там Мухрома, есть ли что для нас – и назад. И скажешь ему, кстати, что стрелы у нас только те, что с собой были, а воз обещанный по сю пору так и не подъехал. – Ясно, – отрок кивнул и улыбнулся Венедиму: – Поехали, дядюшка. Не признал, вижу? – Нет, – Венедим присмотрелся. – Кто же ты? – Да Гроза я, дочь Семёна Трифиллия. Венедим почувствовал, как брови его ползут вверх, морща и тревожа свежий, ещё под корочкой, рубец на верху лба: на вершок промахнулся стрелок… Семён был мужем его двоюродной сестры, и дочерей их, числом пять, Венедим буквально вчера ещё видел совершеннейшими котятами… А ведь Гроза даже не старшая, вторая, а старшая у них Квета… – Господи, Гроза, – сказал он. – Сколько же тебе лет? – Скоро шестнадцать. – Давно ж я вас не видел… Живы ли родители? И как поживают сёстры? – Все живы, дядюшка. Квету замуж выдали – вот, весной. В Бориополе сейчас, муж её – стенной мастер… – Не Роман Селевкий? Того я знаю хорошо. – Нет, помощник его, Кифа Протолеон. |