
Онлайн книга «Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга 1»
Степь. Побережье На базарной площади бедного северного городка провинции Юсс (а можно сказать, и южного, поскольку северным он оставался только в глазах конкордийцев, прежде им владевших; для степняков же это был далёкий юг) с гордым названием Пропонт сидел слепой певец. Глаза его задёрнуты были синей матерчатой шторкой, губы шевелились. Пальцы медленно перебирали струны маленькой тёмной китары. Люди проходили мимо, погружённые в свои заботы, и редко кто бросал в перевёрнутую шляпу зелёную нефритовую монетку. Базар выглядел уныло. На открытых деревянных и каменных прилавках истомлённые жарой торговцы разложили вялый товар: овощи прошлого урожая, сушёные яблоки и груши, переросшие побеги папоротника и пучки дикого лука. Лишь в двух местах люди явно приезжие торговали пшеницей и красным рисом, орехами и мёдом. Чуть побогаче было там, где продавали ткань, ковры и шкуры, нитки, ножи и иглы, а кроме того, колёсную мазь и сами колёса. Колёса многие трогали и поднимали, разглядывали обода и всовывали пальцы в ступицы… Пахло горячими пирогами с печёнкой и яблочным чаем. Голоса звучали не по-базарному приглушённо. Шлёпали по мягкой пыли босые ноги и ноги в стоптанных башмаках… И появление кованых сапог слепца насторожило. Но виду он постарался не подать. Тронул струны, наклонил голову, запел: – Богатый и знатный генарх на войну собрался, к жене молодой приставляет он младшего брата, и так говорит он: "В обязанность, а не в награду тебе одному доверяю я ключ от заветных ворот! Надел я на пылкую жёнушку пояс стальной, чтоб меньше ей было соблазна в пути одиноком, однако война есть война, сеча будет жестокой. Коль я не вернусь, верным мужем ей быть обещай!" И преданный брат эту клятву торжественно дал. Генарху, прощаясь в воротах, придерживал стремя. Но видит генарх через самое малое время, что брат нагоняет его на гнедом жеребце. "Едва не случилась беда, – говорит он, трясясь, – на грани я был нарушенья торжественной клятвы! Пошарь по карманам и лучше проверь за подкладкой. В заботах и сборах ты, кажется, ключ перепутал…" Сапоги насмешливо притопнули. – Славно поёшь… – голос был надтреснутый, с горловой хрипотцой. – Держи вот. Выпей за моё здоровье да за здравие законного царя нашего Авенезера Третьего. – Выпью за любого, кто подаст… Сквозь прорежённую ткань шторки "слепец" видел, как стоящий перед ним человек кивнул наискосок: и вроде бы "да", и вроде бы "нет" в одном движении. Сронил с руки что-то. Звук был особый: множественный мягкий звяк. – Так выпей, не забудь… – и адепт прежнего царя повернулся и пошёл куда-то направо – и моментально затерялся между немногочисленными покупателями… Быстро и легко ступая, возник поводырь. Присел на корточки. – Кто это был? – Не знаю… "Слепец", специально закрыв глаза, нашарил шляпу, а в ней – тяжёлый кожаный мешочек. – С какой бы стати у нас объявлялись друзья?.. – пробормотал он. Позже, в тесной чердачной каморке постоялого двора "Весёлый птицелов", в котором "слепец" вечерами пел за эту самую крышу над головой и право доедать недоеденные обеды гостей, он и поводырь открыли мешочек. Оттуда высыпалось двадцать крупных конкордийских золотых с безвольным профилем Императора и два кусочка пергамента. На одном кусочке тщательно изображён был с высоты птичьего полёта рог бухты Чёлн, самой северной и самой маленькой бухты из семи, образующих порт Порфир. Красный крестик отмечал некое строение вблизи маяка… Второй же клочок был подписанным Императором пропуском в порт Порфир, по случаю войны и военных перевозок для посторонних закрытый. Предъявители значились "Имеющими Глаз", то есть внутренними шпионами. Слепец и поводырь обменялись значительными взглядами. То, что произошло, не имело разумного объяснения. С того момента, как они, отстав от отряда (какой-то полусумасшедший деревенский легат задержал их, обвинив в систематической краже кур, и выпустил лишь поздним утром, когда ни один из пострадавших не опознал преступников; деревенская же тюрьма оказалась на диво крепкой…), не попали к бою и лишь потом из окольных толков узнали о нападении злодеев-разбойников на зачарованную башню и поголовной гибели всех нападавших, – с того момента цель перед ними была одна: скорейшее возвращение с докладом. И вот теперь непонятно кто непонятно почему предлагает задержаться… И этот непонятно кто явно знает, с кем имеет дело. И он весьма определённо сообщил, от чьего имени действует сам… От имени того, кого считают страшнейшим исчадием зла; кем до сих пор пугают непослушных детей. – Надо идти петь, – сказал поводырь. Слепец вернул на место шторку, взял китару, медленно поднялся. – Веди, – выдохнул он. Кузня Этот товарный двор они нашли к исходу второго дня поисков. Ворота рухнули с грохотом и лязгом, Алексей выключил лебёдку и привстал, чтобы поверх клубов пыли успеть увидеть то, что скрывалось за ними. Но нет, никто не метнулся им навстречу. Потом, зажмурив глаза, он дождался, когда пыль осядет, и тогда рассмотрел двор внимательнее. Прокалённое солнцем пространство в три футбольных поля, а то и побольше. Вытянутые в линейку грузовики, тупорылые, обкатистые, чёрно-белые и сине-жёлтые. Справа – высокий деревянный перрон и широкие ворота складов, слева и дальше – гофрированная стена какого-то хранилища, чуть зеленоватый алюминий, надпись: "ЮВФ-Азот". За нею – чёрные заросли, похоже, что вдоль полотна железной дороги. Да, шлагбаум… будочка… – Давай, Витя, – кивнул Алексей. – Опять я… – Витя изобразил недовольство – но, похоже, он всё ещё получает удовольствие от своей важной роли. – Угу. Последний твой забег. – Последний… Он взял на плечо моток верёвки, привязанной к железной раме сиденья, в руки – лом. Легко перенёс ноги через борт машины и оказался на асфальте. Постукивая ломом, пошёл вперёд, к концу "антипровальных" труб. Потом сделал ещё несколько острожных шагов, дотянулся до поваленных ворот, отцепил крюк. Вернулся к трубам. Там закрепился: несколько оборотов верёвки вокруг правого предплечья. Алексей тронул машину – очень медленно. Они переехали упавшие ворота и ступили на неразведанную территорию. Витя, правой рукой держась за одну из труб, шёл, колотя по асфальту ломом. Звук был глухой. Так они сегодня уже сумели избежать трёх ям… В чёрных зарослях что-то шевельнулось. Любомир, стоящий за пулемётом, напрягся. |