Книга Подвиг Севастополя 1942. Готенланд, страница 80 – Виктор Костевич

– Нравится? – спросил меня Берг, стараясь голосом перекрыть грохот выстрелов и взрывов.

Я кивнул и решил воспользоваться моментом.

– Как вы думаете, долго ли продлится артиллерийская подготовка? Час, два, три?

Берг усмехнулся и прокричал:

– Думаю, гораздо больше. По крайней мере, мне бы так хотелось.

– Полдня? – опять спросил я.

Грубер уточнил мой вопрос:

– Когда пойдет пехота, господин майор?

Берг усмехнулся опять и переглянулся с Левинским.

– Надеюсь, не скоро. Русские создали мощную фортификационную систему, и нам нужно разнести ее вдребезги. Это потребует времени. Я не должен говорить этого, но допускаю, что затянется на несколько дней. Торопиться некуда, снарядов хватает. Пусть русские тратят свои.

Грубер хмыкнул и снова припал к стереотрубе, наблюдая за очередной серией разрывов. Я был несколько разочарован. Зрелище зрелищем, но особенно писать покамест было не о чем.

– Да, – отчетливо повторил майор, – дело может затянуться очень сильно. Обратите внимание – на нашем участке еще не было ни одного хорошего попадания.

Я не понял, что имеется в виду. Левинский пояснил.

– Если бы мы накрыли русскую батарею, артиллерийский дот или, скажем, склад с боеприпасами, мы бы увидели это по особенно сильному взрыву – боеприпасы и тому подобное. Пока же всё выглядит более или менее однообразно.

Берг кивнул.

– Это так. Артиллерийская обработка столь мощных укреплений требует огромных затрат времени и снарядов. Так что решайте сами, стоит ли тут все время торчать. Езжайте лучше в Симферополь, займитесь другими делами. Не будет ничего страшного, если не увидите начала атаки – Левинский вам расскажет. Верно, Иоахим?

Тот молча кивнул, задумчиво расправляя складку на нарядном летнем кителе. Видно было, что ему, как и нам, не терпится. Но ждать приходилось всем.

– Только не уезжайте сразу, – спохватился Берг, оторвавшись от трубы. – Я приглашаю вас на обед, так сказать, первый обед второго севастопольского штурма. Неплохо звучит, не правда ли?

– Отлично, – согласился я с ним.

Старший стрелок Курт Цольнер

1-2 июня 1942 года, понедельник – вторник

– Слыхал? – сказал мне Отто Браун перед сном. – Опять твой друг-макаронник пожаловал. Видел я его, шел вместе со штабным придурком и этим зондером, как его там…

– Каким еще придурком? – спросил я устало. День был сумасшедший, и, привалившись к окопной стенке, я мечтал об одном – поспать хотя бы часок. Моему сну не помешало бы ничто: ни хождение по окопам разнообразного начальства, нашего, саперного и артиллерийского, ни рокот грузовиков, подвозивших всё новые снаряды на огневые позиции, ни близкая и дальняя стрельба из винтовок и пулеметов – обычная музыка русских ночей.

– Да этот писарь гвазданый, ефрейтор Отто, очкастый такой. Помнишь?

– Ага, – зевнул я в ответ.

Браун взглянул на часы со светящимися стрелками.

– Завтра начнется, несколько часов осталось.

– Откуда знаешь? – счел нужным усомниться Дидье.

– Не видно, что ли? Не первый день на фронте. Хорошо, хоть в атаку погонят не сразу. Дадут отдохнуть пару дней.

– А это откуда? – не унимался скептический Хайнц.

– Жопой чую.

Последнее замечание вселяло надежду. Такой орган, как жопа, не подводил Отто Брауна никогда. Не знаю уж, какое у него гнездилось там чувство – шестое, седьмое или десятое. Однако оружие было готово и двадцать раз проверено, гранаты и патроны розданы, и надо было ждать – только ждать и более ничего.

– Будут давить красных огнем, пока всех не передавят, – продолжал делиться стратегическими соображениями Браун. – Не завидую иванам, паршивенько им придется. Дай-то Бог, чтобы их там поубавилось. А то ведь как подумаю об этом штурме…

– Спи лучше, – посоветовал Хайнц. – Недолго осталось.

* * *

Спать и впрямь оставалось недолго. Греф поднял всех на ноги еще до начала пальбы. И почти сразу же началось. Прямо над головами пронеслись волны горячего плотного воздуха, и с двух сторон загромыхало – сзади наши залпы, спереди разрывы. Я подумал, не высунуться ли из окопа – поглядеть, что там делается у русских, но понял – не хочу. Ни высовываться, ни тем более выскакивать. А ведь скоро придется. Не сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра. Я поглядел на лица товарищей. Отто выглядел бледным, Хайнц – усталым, Греф – озабоченным. Похоже, их настроение было таким же, как у меня.

Греф бросил взгляд на часы.

– Запомните исторический момент, ребята. Пять часов сорок минут.

И о чем-то серьезно задумался. Не о том ли, сколько дней жизни оставит ему безжалостная история? Лично мне пришло в голову именно это.

– Жрать будем? – раздался голос Штоса.

Мы оглянулись. Штос прибыл вместе с Каплингом, доставив бачки с горячим завтраком и кофе. Свой вопрос он выкрикнул, но в гуле канонады его голос показался писком.

– Что у нас сегодня? – живо, возможно даже чрезмерно живо, полюбопытствовал Отто Браун – тоже криком.

– Горох с говядиной, – проорал Каплинг.

– Не самое худшее, – гаркнул в ответ Дидье. – Подзаправимся?

Мы повытаскивали ложки и кружки.

– Никто не хочет поглядеть, как там русские? – ухмыльнулся Греф, прислушиваясь к очередной серии разрывов.

– Только по вашему приказу, господин старший фельдфебель, – ответил я.

– Или после вас, – добавил Дидье.

– Приказа не будет, – раздраженно махнул рукой Греф. – Займемся говядиной. Еще бы пивка к ней достать.

Пивко нашлось у появившегося вскоре Гольденцвайга. Правда, немного, только для командира взвода. Но мы не обиделись. Обижаться на Гольденцвайга было бы последним делом. Равно как обращать внимание на произносимые им глупости.

– Скорей бы уже в настоящий бой, – сказал он, преданно глядя на смаковавшего пиво Грефа. Тот, разумеется, не поверил в такое невероятное рвение, однако, щадя самолюбие полезного подчиненного, ограничился кратким «успеется».

– Я тут огнеметчиков видел, – продолжил Гольденцвайг. – Туда, верно, кого попало не берут.

Мы промолчали.

– Интересно, а авиация сегодня будет? – спросил он некоторое время спустя.

Мы промолчали вновь и были посрамлены – вскоре к чуть-чуть ослабевшему гулу орудий добавилось гудение авиамоторов. Сначала отдаленное и тягучее, а потом бешеное, яростное, рвущее сердце и душу на части. Даже у нас – что говорить о русских?

Подняв глаза, Дидье изумленно присвистнул.

– Господи, да сколько же их там?