Онлайн книга «Тайны русских волхвов. Чудеса и загадки языческой Руси»
Баба Нюра поднялась и пошла в кладовку: – Да, сейчас… черничное… Ирина поставила фотографию, снова оглядела себя в зеркале, потом обернулась к Михаилу: – Да ты не суетись так… Я ж ненадолго. Михаил остановился, искоса с тревогой глянул на Ирину. – Мне же еще домой… Маме нужно показаться – я почему-то прямо сюда пошла, с автобуса… Даже и домой не заглянула… – Да-да, конечно, к маме!.. – Михаил поднял самовар и понес его в комнату. – Вот! Готово! У нас – один миг! Ты присаживайся – в ногах правды… Садись, а я пока чашки… Тут вошла баба Нюра с банкой… – Мам! Я ж тебя просил – черничное, этого года! Это ж не то… – А я знаю, куды ты его запхнул-то? – Да там, сбоку, еще крышка такая… – Михаил крякнул с досады. – Я сейчас сам пойду и найду!.. Михаил пошел и хлопнул дверью. – А Миша все такой же… – вздохнула Ирина. – Все так же шумит, все на нервах… – Тут она заметила, что баба Нюра обвязывает платок и надевает шубу. – Баб Нюр, а вы куда? – Пойду я, вы тут без меня… – Баба Нюра обернулась на пороге: – Только вот что скажу! Если б муж мой, царствие ему небесное, был жив, то плети тебе не миновать бы… Стара я стала, ничего уж не пойму… Пришла, ушла – будто так оно и надо… И сидит тут, улыбаетси… Вот! – Тут вошел Михаил. – Да, Михайла, пойду я… Да… Баба Нюра прошла мимо опешившего Михаила, бормоча, покачивая головой. Хлопнула входной дверью… – Ты, Ир… не слушай ее, – Михаил виновато потупился, – она женщина старая, со своими понятиями. – Он подошел, сел напротив Ирины и подпер голову руками. – Очень рад видеть тебя. Да ты – пей чай-то… Ирина отвернула кран, и в чашку, дымя, полился кипяток. Михаил невольно следил за ее руками, потом поднял глаза, встретился на миг со взглядом Иры, насмешливым, с прищуром, и тут же, смутившись, опустил голову. – А я заметила твой аппарат – там, на реке. Значит, правда, ты – летаешь? – Ирина рассмеялась. – Я-то сначала не поверила, когда мне написали… Нет, ну – правда что ли? – Летаю! Да… Сегодня – летал! Первый раз с тех пор как учился на пилота да бросил… – Михаил обрадовался тому, что Ирина заговорила о его самолете, заулыбался и покраснел. – Ой, ты бы знала, как там, – он махнул вверх, – красиво. Это Ирий! Внизу – все как на ладони… и облака… И слепящее, близкое, – руку протяни, – Солнце наше… Красота!.. Это надо видеть! Я бы хотел тебе показать все это… – Верю-верю!.. – Сверху все видно… далеко… Только там понимаешь, на каком крохотном лостуке земли мы живем… и такой маленький срок… А все чем-то недовольны, права качаем, жизнь друг дружке портим… Зачем?.. Мама говорит – я разобьюсь… Запрещает летать… Хочет из крыльев самолета навес для поленницы сделать. Правда-правда. Только я не слушаю… Не маленький же. Я теперь часто летать буду! Я вот так решил! – А ты молодец, Миша. Дело себе нашел по́ сердцу. Увлекся… А у меня… все как-то не так… – Ирина вздохнула, потом быстро поняла глаза и посмотрела на Михаила с вызовом: – Только ты не думай, что я жаловаться приехала. Совсем нет! – Ну что ты, Ир… – А почему ты не спрашиваешь – что я здесь делаю? Почему я здесь? – Зачем же спрашивать – сама скажешь… Только, Ир… – За разводом я приехала… Нам нужно подать на развод, вот что!.. – Да… Ясно… – Ну, я пойду, Миш… Ты не обижайся на меня… Вот такие дела… – Ирина обернулась у двери: – Ну, до свидания! Михаил отвернулся и встал у окна. Солнце за окном уже завалилось за Ярилину гору. На дворе быстро темнело… Как же так? Как такое может быть… Что завязано – развязалось… …В доме потушен свет; темно; уже далеко заполночь. Михаил Александрович лежит с открытыми глазами, ему не спится. Не спит и баба Нюра. Он поднялся, пошел на кухню, сел… – Миша, что делать-то будешь? – Спи, мама… Михаил смотрел в окно… За окном одинокой звездочкой горел фонарь, мерцал снег под скорбной, ущербной луною… – Говорила я тебе, всегда говорила: Ирина – шальная девка, да ты разве послушаешь? Вот теперь и расхлебывай… Да… – Мама, ладно… Чего теперь… …Наконец, баба Нюра уснула. Михаил Александрович осторожно на цыпочках прокрался из дома… Пошел, проваливаясь, по снегу к реке… Ночь была тиха и прозрачна. Самолет его стоял на клязьминском льду на полосе сиреневого фонарного света, оплетенный тенью вяза… Он включил фару, стал раскручивать пропеллер. Пропеллер сделал оборот, остановился на миг… И вдруг – надрывно, как дантист, задевший нерв, принялся буравить, резать, дробить ночь. Самолет тронулся, набрал скорость, зачертил по льду. За вязами вспыхнул желтый прямоугольник – проснулась баба Нюра. Далее время сжалось, сбилось в короткие, задыхающиеся мгновения, в торканья мотора, в частые толчки пульса. Снежная пыль вскипала на ветровом стекле, она принялась хлестать, стегать машину искрящимися хвостами. Позади пропал освещенный участок набережной – стало темно. Мимо мчали холмистые берега, пролетела освещенная, разграфленная стекляшка судоверфи, склон Ярилиной горы с кладбищем на боку и темным погостом… Впереди, далеко за окраиной города, замерцала ведьмина Лысая гора – единственный в окрестностях безлесый холм…. Михаил тронул штурвал – река покачнулась, пропала внизу, зато Лысая гора, без огней, надвинулась черным (показалось, рогатым) лбом… * * * …Кроткая, с выжженными проплешинами трава стлалась, ложилась под ветром на холме до самого откоса, до реки. Клязьма стальной полосой отделила зеленый горб Лысой горы от ровной, выглаженной пажити на противоположном, низком берегу. – Ми-и-ишка! Ми-и-иш!.. – в рощице за спиною Ирин голос. Зовет, ищет… Зовет, ищет… Сейчас выйдет, а я… Она говорит – перетрушу, не съеду с горы, а я – съеду! У моего велика – новые тормоза, крепкие, такие – выдержат. – Мишка, ты что? Брось! Миш!.. Миша оглянулся: вышла! – сунул ногу под раму (через раму еще не получалось, ноги не доставали до педалей), нажал на тормоз что было сил, и – осторожно, на самой малой скорости, направил велосипед вниз. Пришпоренный, велосипед тут же сорвал Мишкины ноги с педалей. Мишка отпустил руль, схватился обеими руками за раму…. Но велосипед, как заговоренный, не падал – он несся, набирая разгон, к близящейся линии, за которой кончался пологий спуск и начинался резкий, намытый рекою, обрыв. Мишка, как гимнаст, изогнулся, с неожиданной для себя силою поймал оглашенно вертящуюся педаль, нажал на нее, – лязгнув, тормоза полетели, – сзади раздался хруст; они стали пересчитывать, выбивать спицы, – теперь педали свободно вращались в любом направлении… – Ми-и!!!… – донесся до него испуганный крик. |