
Онлайн книга «Кот ушел, а улыбка осталась»
До этого мы с Зурабом стояли так, чтобы меняле не видно было наручников. А тут он увидел. Посмотрел на наручники, на меня, на Зураба, на Мамиконовну, развернулся и пошел прочь. Мы — за ним. — Подождите! Куда вы?! Вот ваши три доллара, возьмите! — Пешкеш [3] , — не оглядываясь, сказал меняла, прибавил шагу и скрылся за углом. — Он подумал, что мы сбежавшие бандиты! Нельзя так ходить, — сказала Мамиконовна. — Георгий Николаевич, давайте найдем какого-нибудь кузнеца, и он вас раскует. — Некогда, Нина Мамиконовна, — сказал Зураб. — График нарушим! Мимо ехало такси, я поднял руку: — Такси! — Вай! — простонал Зураб. — Очень больно, Зурик? — спросила его Мамиконовна. — Совсем не больно, Нина Мамиконовна. Видите — даже не покраснело, — сказал Зураб. Такси остановилось. — Зурик, спроси у таксиста, до Ашдода, туда и обратно, тридцать долларов хватит? Я ключ у Мони возьму и привезу. — Вы их не найдете, — сказал я. — Это не в самом Ашдоде, а в окрестностях, как доехать, мы не знаем. — Не нравится мне это все, — покачала головой Мамиконовна. — Георгий Николаевич, я вас очень прошу, вы на Зурика не сердитесь, пожалуйста, — попросила она на прощание. — Он мальчик отзывчивый! Всем всегда помогает! — Не буду, Нина Мамиконовна. Мы дали таксисту деньги и отправили Мамиконовну в гостиницу. А сами поспешили на площадку. — Георгий Николаевич, не успел сказать, сегодня вечером мы идем на свадьбу. Морис пригласил. Он там поет. — Не идем, Зураб. Вечером снимаем. — Как?! Гамлет же телеграмму прислал, что не прилетит. (Гамлета играл американский актер.) Я Морису позвонил, сказал, что мы свободны. Подумал, наконец-то французы грузинскую свадьбу увидят! — Если бы ты не исчезал, ты бы знал, что Саша Кляйн назначил на сегодня освоение ресторана. — Надо срочно Морису звонить, предупредить. Между прочим. Морис Джанашвили — знаменитый эстрадный певец. И было время, когда я предлагал его на роль Мераба. Константин не согласился. Быстро перешли на другую сторону улицы к телефону-автомату. Свободной рукой Зураб опустил монетку. — Георгий Николаевич, руку поднимите, — Зураб быстро набрал номер. — Мориса позовите, пожалуйста. Жду. К нам подошел патлатый малый в мятых шортах и спросил меня по-английски: — Вы русский кинорежиссер? — Да. — А это зачем? — он показал на браслеты. — Любовь? — Нет, субординация. — Не понял. — Приказ Михаила Горбачева. Каждого выдающегося переводчика приковывать к шефу наручниками, — сказал Зураб. — Зачем? — Для интенсификации… Алло, Морис! — закричал Зураб в трубку. — Мы не придем. Кляйн, оказывается, съемку назначил! Извини, не могу говорить! — Зураб повесил трубку. — Все! Мы быстро пошли. Малый увязался за нами. — Извините, господа, а как этот приказ можно соотнести с вашей перестройкой и демократизацией? — спросил он. — Никак. Извините, нам некогда, — сказал я. Малый отстал, а мы быстро, почти бегом вернулись на площадку. — Хорошие у тебя «пять минут», Зураб, — упрекнул Саша Кляйн. — Все готово, — сказал Юсов. — Можно снимать. Я взял мегафон: — Приготовились к репетиции!.. — Мистер Зураб, — загремело из динамика по-английски, — подойдите к тонвагену, Париж на связи! «Тьфу, черт!» Пошли к тонвагену. Зураб взял трубку. Звонил Константин из Парижа. — Сейчас спрошу. Георгий Николаевич, он просит встретить в аэропорту его подругу. — Дай трубку. Константин, это Гия. Может быть, кто-то другой встретит твою подругу? — Гия, я прошу. Это Анжела. Застенчивое, робкое существо, а Зураба она знает. — Ладно, встретит. — Гия, еще раз дай Зураба, пожалуйста. — Не дам, некогда! — Очень прошу. — На, только коротко, — я передал трубку Зурабу. — Да?…Когда, завтра? Хорошо, — сказал Зураб. — Что он хочет? — Да так, мелочи… Когда вышли, возле тонвагена нас ждали Катя Шишлина, Ира Фандера и сурового вида высокий араб в платке. — Георгий Николаевич, извините, у нас к Зурабу вопрос, можно? — обратилась ко мне Катя. — Нельзя. У нас сейчас съемка. Вернулись на площадку. Я взял мегафон. — Полная тишина на площадке! Генеральная репетиция. Начали! «Джейн, хватит за мной ходить…» — начал свой текст Жерар. К Саше Кляйну подбежала израильская ассистентка Эсфирь и что-то зашептала ему на ухо. — Ну, это уже совсем! — подумал я. И объявил в мегафон: — Стоп! Жерар, замолчи! Мешаешь госпоже Эсфирь на ушко господину Кляйну шептать! Все, Эсфирь, мы создали все условия, не отвлекайся, продолжай!.. — Георгий Николаевич, ЧП! — взволнованно сообщил Саша Кляйн. — Только что по радио передали, что советский режиссер Данелия по личному приказу Горбачева ходит по Тель-Авиву прикованный полицейскими наручниками к агенту КГБ! — Доигрались, — сказал Юсов. — А еще сказали, — продолжила Эсфирь — что господин Данелия заявил, что в стране при Горби стало хуже, чем при Сталине. Пауза. — Это арабы! — сказал механик Алик. — Что арабы? — Арабы эту передачу организовали, чтобы вашу картину прихлопнуть! Давно об этом мечтают. — Алик, это не арабы. Это я глупо пошутил, — сознался Зураб. — Ты? Зачем? — А кто знал, что этот кретин корреспондент? — Эсфирь, какое радио это передавало? — спросил Саша Кляйн. — Местное, — сказала Эсфирь. — Тогда не так страшно. Георгий Николаевич, это радио никто не слушает, — сказал он. — Кто надо слушает, — сказал Юсов. Пауза. — Мисс Катя, извините, — по-английски сказал суровый араб, — я больше ждать не могу, у меня дела. — Георгий Николаевич, понимаю, что не вовремя, но Максуд-Баба уйдет. Зураб, вот, — Катя показала Зурабу предмет в серебряной оправе, — талисман, зуб верблюда. От злых духов защищает. — Сколько? — спросил по-английски Зураб. — Двести шекелей, — мрачно ответил Максуд-Баба. |