Онлайн книга «Тайны уставшего города. История криминальной Москвы»
|
– А кто он? – Бандит, убийца и сволочь. Пойдем, я тебя выведу отсюда. Виталий вышел на улицу и подумал о том, что вполне может успеть в «Узбекистан». Он сделал первый шаг, и из «победы», стоящей напротив отделения, вышли двое в одинаковых синих пальто и серых шляпах. – Гармаш? – спросил один. – Да. – Виталий Иванович? – Да. – МГБ. – Человек в шляпе достал удостоверение. – Быстро в машину и не дергайся. – Что, ребята, – крикнул курящий у входа муровский опер, – опасного шпиона заловили?! Помощь не нужна? – Сами справимся, – буркнул шляпа. Все произошло настолько неожиданно, что Гармаш не успел испугаться. «Победа» въехала в раскрывшиеся железные ворота и остановилась у небольшой двери с глазком. Один из эмгэбэшников нажал звонок, и они вошли. Дверь захлопнулась. На долгие годы. Его вели коридорами, совсем обычными, как в любом учреждении, и люди на пути попадались похожие на многочисленных советских служащих, они уступали дорогу, и на лицах у них не было любопытства, обычная рутинная скука. Его ввели в большой, ярко освещенный кабинет, в нем было пять человек в штатском. – А, Гармаш, – сказал хозяин кабинета, невысокий худенький человек. Он встал из-за стола, взял в руки тоненькую папку. – Конечно, МУР подгадил нам, но ничего, на тебя и твоих дружков вполне хватит. Во внутреннюю тюрьму его. – За что? – только и смог спросить Гармаш. – А ты не знаешь? К нам просто так не попадают. К нам привозят только контрреволюционеров. Уведите его. Потом Виталий узнал, что этот невысокий человек был полковником Герасимовым, начальником особой следственной части УМГБ Москвы. – Все из карманов на стол… Так… Снять пиджак и рубашку… Так… Поднять руки… Рот открой… Да шире, слышишь?.. Так… Можешь захлопнуть… Снять брюки и трусы… Так… Раздвинуть ягодицы… Так… Одевайся… Опись готова… Подпиши… Ручка… Деньги… Записная книжка… Часы… Все на месте… Шнурки вынули, галстук и брючный ремень изъяли. Оперативников в шляпах не было, конвоировали сержанты-сверхсрочники в шерстяных зеленых гимнастерках с голубыми погонами МГБ. Ночь в боксе. В каменном мешке, стоя. Затекли ноги, появилось чувство страха. Не от того, что происходит, а от неизвестности. От непонятной тоненькой папки, от слов «контрреволюция», от ощущения своего бессилия. Он все же задремал, стоя, как лошадь, и разбудил его шум открываемой двери. – Смотри, спал, – удивился надзиратель. – Пошли. Ноги затекли, но с каждым шагом они вновь наливались силой. Коридор. Дверь. Лестница вниз. Снова дверь. За ней вторая, решетчатая. Коридор. Железные двери. – Стоять! Лицом к стене! Лязгнул замок. – Заходи. Камера три на пять. Кровать. Параша. Стол. Табуретка. Дверь захлопнулась. Через час принесли завтрак, кашу из неведомой крупы, кусок черного хлеба, кружку якобы чая и два куска сахара. Страна, строящая социализм, не собиралась сытно кормить своих врагов. При шмоне ему оставили сигареты. Две мятые пачки «Дуката», одна полная – десять штук, вторая початая – шесть. Виталий понял первую заповедь – курево надо экономить. Неделю его не вызывали на допрос. Неделю он ел вонючий тресковый суп на обед и непонятную кашу на ужин. Неделю он надеялся, что тот невысокий худенький человек во всем разберется и выпустит его. И эта одиночка и яркий, днем и ночью, слепящий свет здоровенной лампы останутся в прошлом. Однажды дверь открылась, и надзиратель скомандовал: – На выход. И опять коридоры, двери и команда «стоять». Сержант постучал и доложил: – Арестованный для допроса доставлен. Обычная комната, стол, шкаф, стулья. За столом – молодой человек, в аккуратном бостоновом костюме. – Здравствуйте, Виталий Иванович. Садитесь. Я – ваш следователь капитан Жарков. Он сел. – Хотите курить? Берите мои папиросы. Я знаю, что сигареты у вас кончились. Но в тюрьме есть ларек, при обыске у вас изъяли сто двадцать рублей, на них вы можете покупать папиросы в тюремном ларьке. Сначала давайте запишем ваши установочные данные. Итак, фамилия, имя, отчество, год и место рождения. – Но я же ни в чем не виноват. – Невиновных к нам не привозят. А моя задача – разобраться объективно в этой непростой ситуации. И начался первый, многочасовой допрос. – При обыске в вашей квартире мы обнаружили два ствола, вальтер и браунинг. Это ваше оружие? Следователь положил на стол два пистолета. – Это именное оружие моих родителей. Матери и отца. Вы же видите, на рукоятках еще остались следы наградных пластин. – Значит, не ваше. Так и запишем. Ну а теперь перейдем к вашей активной контрреволюционной деятельности. Первый допрос закончился ничем. Виталий не смог убедить следователя, что все происходящее – чудовищная ошибка, а Жарков не получил вожделенной подписи под протоколом. Следующий допрос начался с вопросов: – Вы знаете Ускова? – Да. – Шорина? – Да. – Левина? – Да. Далее следовало перечисление еще десяти неизвестных фамилий. – Этих не знаю. – Знаете, только не хотите говорить. – Не знаю. И снова в камеру. Два шага до одной стены, два – до другой. Виталий сочинял стихи. Пытался навсегда запомнить их. И они откладывались в памяти, врезались навечно, потом в лагере он запишет их на бумаге. Вопросы, вопросы, вопросы, Зачем, почему и в связи, Кружатся допросов колеса Вокруг лубянской оси. Вопросы, как гвозди Голгофы, Пробили все ночи и дни, И даже лубянские профи Не знают ответа на них. Но в этом Виталий Гармаш ошибался. Офицеры особой следственной части точно знали ответы на все вопросы. И они решили их подсказать двадцатилетнему несмышленышу. Однажды, когда он заснул, его разбудили и повели на допрос. На этот раз Жарков не жал на него. Расспрашивал о жизни, об увлечениях. Читал его стихи, изъятые при обыске. – Ты каких поэтов любишь? – спросил он. |