Онлайн книга «Неудавшееся Двойное Самоубийство у Водопадов Акамэ»
|
Ая шла ко мне. Казалось, какое-то измождённое до предела животное приближается ко мне медленно, но непреклонно, ни на секунду не сводя с меня глаз. Хотя нет. Всякий раз, когда она опускала глаза, на её лицо ложился сгусток тьмы. И приближавшееся ко мне животное было словно облечено в эту тьму с ног до головы. Было время заката, когда служащие едут с работы домой. Каждый выглядел смертельно уставшим. Но Ая выглядела совершенно иначе, выделялась на фоне городской суеты, отстранённая, ледяная. Вытянув губы, она улыбнулась. — Прости меня, ладно? — Да нет, что вы… Ая пошла вперёд. — Никак не удалось к двенадцати поспеть. — … — А ты успел? — Нет. — Да ты что! А я, дура, переживала, думала, ты в полдень приехал! Я ведь в два пришла. Искала тебя, искала. Даже на улицу раз вышла. Чуть с ума не сошла. — Извините. — Да не извиняйся ты. К тебе ж Сай вечером приходит, дождаться надо было, да? — Нет, он уже не приходит. — Это почему ещё? — Я вам потом расскажу. Мы прошли турникеты. Она — с большой матерчатой сумкой в руках, я — в сандалиях гэта и с большой котомкой в руке. Вид у меня был неприглядный. Некоторое время мы блуждали, тщетно пытаясь найти выход. Моя котомка то и дело бестолково била нас обоих по ногам. Но выбросить её я не мог. Я без колебаний распрощался с зимней одеждой и туалетными принадлежностями, но без вещей, лежавших в котомке, мне просто не выжить. Я положил свою кладь в шкафчик камеры хранения на станции и запер его на ключ. Подняв голову, взглянул ей в глаза. — Давай убежим вместе, — проговорила Ая. — А? Она смотрела на меня, прикусив губу. — Куда? — спросил я. — На тот свет. Я сглотнул. Наконец я прикоснулся к ней. Прикоснулся к её душе. Ая всё ещё смотрела на меня. Очевидно, увидев мою котомку, она в общих чертах поняла, как обстоит дело. Я открыл было рот, но слов не нашёл. Ая повернулась ко мне спиной и пошла прочь. Её плечи словно дышали отчаянием. Я же стоял совершенно неподвижно, словно врос в землю. С каждым шагом Ая уходит, уходит всё дальше. Я почувствовал, что снова начал вытекать из себя. И бегом нагнал её. Она шла молча, глядя перед собой пустыми глазами. Я сошёл на этой станции впервые. Мы шли по бойкой торговой улице, залитой ядовитым неоном вывесок, но где мы были и куда шли, я не знал. Очевидно, её загнали в угол, откуда выбраться живой ей не удастся. Она шла молча, и вывески окрашивали её спину, каждая в свой цвет. Я почувствовал, как тёплая кровь шевельнулась в ногах, поползла вверх, словно закипая. Мы свернули в полутёмный переулок. Прошли ещё немного, и Ая остановилась. Открыла дверь ресторана, вошла. Я последовал за ней. Помещение было тесное, но вытянутое вглубь. Ая села за столик на двоих спиной к двери, поэтому я обошёл его и сел напротив. Подошёл официант. Ая заказала жареные в масле креветки, жареные внутренности угря и ещё что-то. Официант спросил меня: — Вам того же? Я взглянул на неё, ответил: — Да. Моё сердце корчилось в агонии, и я сидел совершенно неподвижно, не в силах шевельнуться. Ая тихо сказала: — У тебя деньги есть? — Есть. Но совсем немного. За эту еду я заплатить могу. — Мне десять миллионов иен нужно. — А? — ошеломлённо воскликнул я. — На худой конец пять. — … — Если не достану, моего брата засадят в бочку, зальют бетоном и утопят в море возле Даймоцу. Подошёл официант с пивом, и ей пришлось замолчать. Я вспомнил, как утром кричал перед моей комнатой её брат. — Брат прикарманил собранные шайкой деньги и накупил на них банковых билетов. Откупоренная бутылка пива и два пустых стакана стояли на столике. — И продул. — А что такое банковые билеты? — Билеты на фаворита, у которого вероятность выиграть — девяносто процентов. Платишь сто иен, получаешь сто десять или сто двадцать. Да только за сто иен банковые билеты не покупают — кому надо десять или двадцать иен? Если уж покупаешь банковые билеты, так не на пару тысяч — такую мелочь лучше на тёмных лошадок поставить. А ты вот представь, что купил банковый билет за миллион. С вероятностью девять к десяти получишь назад миллион сто или двести тысяч. Брат для начала два миллиона поставил. — Но лошадь не… — Ну да! Дело вроде бы верное, а взял да и проигрался в пух и прах. Ну и пошло-поехало, чтоб деньги вернуть… Опомниться не успел, как десять миллионов — в трубу. Чем больше проигрываешь, тем больше кровь в голову ударяет, сам понимаешь. — М-да… Я представил себе момент, когда её брат, наконец, опомнился, и кровь застыла у меня в жилах — как, наверное, и у него. — А Маю? — А что Маю? Маю в ус не дует. Тухлое яйцо он, а не человек. Ему бы изрисовать кого своей тушью, а на всё остальное — плюнуть и растереть. Как измарает он тебя — всё, до свидания! Проваливай себе на все четыре стороны. — Трудно ему, наверное, жить. — Это почему ещё? — А разве легко жить, если ты — тухлое яйцо? Найдясь с ответом, я смог, наконец, перевести дыхание. Ухватил бутылку и разлил пиво в стаканы. — Слушай, а чего ты загорелый такой? На мгновение я онемел. — А… да тут немного… — От тётки убежал, что ли? — Нет. Она меня уволила. — Да что ты говоришь! Вот тяжело ей, наверное, было… Столько она про тебя думала, беспокоилась. Но говорила, что в такой дыре тебя держать нельзя. — … — Сердце, небось, разрывалось… Что-нибудь на прощание сказала? — Нет, даже толком не простились. — Ну и ну… Одно за другим принесли блюда. Я, наконец, отпил пива, взял в руки палочки для еды, поел. Немного успокоился и даже смог оглядеться вокруг и прочитать название ресторана — «Амагава». — Я так испугался, когда вчера ваше письмо увидел… Ваше окибуми. [37] — Окибуми? Это ещё что? — Ой, ошибся. Окибуми — это записка, которую пишут перед смертью самоубийцы. — Какие ты слова трудные знаешь! — А что толку? Ая многозначительно улыбнулась. — Как небось тётка сейчас переживает… |