Онлайн книга «Вирус бессмертия»
|
Обезумев от обиды и боли, Юрий выскочил из машины и побежал вдоль леса. – Куда?! – взревел Дементьев. – Пристрелю! Он распахнул дверцу, достал револьвер и дважды пальнул в воздух. Шофер завилял и рухнул в снег, прикинувшись мертвым. – Вот болван, – тихо ругнулся энкавэдэшник. Пришлось ему за шиворот выволочь Стаднюка из машины и с ним вместе пробираться через сугробы к лежавшему навзничь шоферу. – Нравится так лежать? – спросил он, наклонившись. – А ну подъем, мать твою! Живо в машину, и чтоб через пять минут мы уже ехали! Юрий поднялся и бросился в сторону «эмки» сначала на четвереньках, а потом бегом, насколько позволял снег. – А ты не дергайся, – пригрозил Стаднюку Дементьев. – И не обоссысь тут со страху. Пойдем. Может, я тебя и не стану убивать. Товарищ Дроздов приказал допросить тебя, а уж потом утопить в проруби, если ничего дельного не скажешь. – Да я все скажу, что надо… – заскулил Павел, стараясь, чтобы голос звучал как можно более жалко. – Не здесь, дорогой, не здесь. Вот доберемся до места, и будет у нас там задушевнейший разговор. – Ой, не надо! – Стаднюк, продолжая канючить, улучил момент и попробовал вырваться, но тут же получил рукоятью револьвера по почкам. Юрий с трудом завел мотор и теперь изо всех сил давил на газ, пытаясь выехать с обочины на дорогу. Колеса вертелись, дым из выхлопной трубы бил тугой струей, но «эмка» только колыхалась с боку на бок, не двигаясь ни вперед, ни назад. – Да не дави ты так на педаль! – прокричал Дементьев, подходя к машине. – Погоди, дурья твоя башка! Запихнув Стаднюка на заднее сиденье и долбанув его легонечко по уху – так, чтобы тот задумался на некоторое время, Дементьев уперся плечом в радиатор, помогая мотору справиться с непосильной задачей. Машина дернулась и немного сдала назад. Окрыленный удачей, он минут двадцать толкал автомобиль, помогая Юре справиться с машиной. Получилось сдвинуть ее на полтора метра. – Стой! – махнул рукой Дементьев, хватая ртом холодный воздух. – Не могу больше. – И, увидев вдруг замаячившее на повороте светлое пятно, добавил: – А вон кто-то едет, кстати. Вскоре энкавэдэшник различил, что к ним приближается тарахтящая бортами полуторка. Он снова поднял в небо «наган». – Стой! – закричал Дементьев, когда колымага подъехала ближе. – Стой! Именем, мать твою, трудового народа! Шофер полуторки вильнул, опасаясь сбить Дементьева, и собирался объехать его, но энкавэдэшник выстрелил в воздух. Скрипнули тормоза, грузовик метров пять протащило юзом, и он уткнулся бампером в сугроб у обочины. – Эй! – закричал Дементьев, махая руками. – У тебя трос есть? Шофер открыл дверь и осторожно высунул голову. – Что? Энкавэдэшник подбежал ближе и миролюбиво сунул револьвер в карман. – Трос, говорю, есть? Машину вытянуть. – А ты чего палишь? – недовольно спросил водитель. – На хрена же мне «наган», если из него не стрелять? – Понятно. С таким доводом не поспоришь. Только нет у меня троса. – Что значит нет? – А вот так. Нету, и весь разговор. Мне директор резину никак поменять не может, а ты говоришь – трос. – Что за директор? Под трибунал таких отдавать… – Директор камнеобрабатывающего в Долгопрудном, – сказал шофер. – А вы, значит, власть? Ну, раз с «наганом»? Повлияли бы на директора! А то никаких сил нет зимой на худой резине ездить. – Я, мать твою, на тебя сейчас повлияю! – разозлился Дементьев. – Стыдоба шоферу без троса. – А я что? Я человек подневольный. – Вылезай давай. Поможешь «эмку» с обочины вытолкнуть. Шофер нехотя выбрался на мороз, и они с энкавэдэшником дружно уперлись плечами в радиатор легковушки. – Юра, жми! – приказал Дементьев. «Эмка» взревела мотором и задрожала, зазвенела стеклами, затарахтела, как буфет с посудой во время землетрясения. – Как тебя звать? – кряхтя, спросил энкавэдэшник. – Палычем все зовут. Они сдвинули машину еще на полметра, но дальше и вдвоем вытолкнуть не смогли. – Так, Палыч, – Дементьев вытер пот с раскрасневшегося лица. – Ну хоть лопата у тебя есть? – Вот лопата есть. – Ну так чего ты молчал? Эх… Что за народ? Палыч открыл задний борт, влез в кузов и принялся греметь ведрами, железными стопорными башмаками, ломами… Посреди кузова возвышался гранитный куб, обвязанный погрузочными стропами. – Эй! – увидев веревки, закричал Дементьев. – Что же ты, слепой совсем? Вон же у тебя трос! – Это не трос, это стропа, – попробовал возразить шофер. – Да мне какая разница? Машину зацепить можно этой стропой? – Машину-то зацепить, может, и можно, а вот сдвинуть куб не получится. Он больше ста пудов весит. Пуп надорвем. – Ну и вечерок! – сплюнул энкавэдэшник. – Лопату тащи. Палыч принес штыковую лопату и лом, с помощью которых им с Дементьевым удалось сбить наледь и вытолкать машину с обочины. – Ладно, Палыч, бывай! – махнул шоферу энкавэдэшник. – С Новым годом! – Да какой Новый год? – пробурчал водитель грузовика, вскакивая на подножку. – Куб этот чертов на распиловку отвези, машину в ремонт поставь. А как потом домой добираться? Эх, директор, директор… Хоть бы колеса новые дал за такие страдания. «Эмка» тронулась с места и, обогнав полуторку, набрала скорость. – Юр, сильно не гони, – с заднего сиденья буркнул Дементьев. – А то еще хорошо, что в дерево не влетели. От удара по уху Стаднюк засмурел и почти смирился с неизбежным. Ехал молча. Страх ледяным панцирем сковывал его тело, в голове билась только одна мысль: «Умру, умру, умру». Он хотел представить, каково может быть ничто, можно ли его как-нибудь ощутить. Но чем больше думал об этом, тем хуже ему становилось. Кроме холода, напиравшего снаружи, изнутри начинал подниматься странный жар. Он не жег внутренности, но ощущался, как нечто чужеродное и опасное. Он не грел, но наполнял тело вибрирующей силой, применения которой Стаднюк не находил. Она не делала крепче его мышцы и не делала быстрее ноги. И тело вряд ли убережет от пуль. Вскоре доехали до Кускова. Юра осторожно, чтобы не увязнуть снова, прижал машину к обочине. – Выходи! – приказал Стаднюку Дементьев и вытолкал его из машины, держа на прицеле. – Пойдем, поговорим. Мела метель, и Павел сразу начал коченеть на ветру. Энкавэдэшник подталкивал его вперед по тропе, заваленной снегом, и брюки быстро промокли до колен. Стало так холодно, что мысль о предстоящем представилась какой-то нереальной, чем-то вроде сна, как, впрочем, и все окружающее. Будто от мороза вся суть вещей вымерзла и осталась только одна видимость, состоящая из леденящего ужаса. Впереди, в завьюженной мгле виднелся замерзший пруд – гладкая прямоугольная площадь с черной дырой полыньи посередине. От воды поднимался густой пар. |