Онлайн книга «Дождь Забвения»
|
– А теперь сведи-ка все воедино. Зачем кому-то копировать планеты и засовывать в гигантские яйца? А главное, какое отношение к этому имею я? – А ты еще не понял? – спросила она не без раздражения. – Флойда скопировали, как и любое другое существо на планете. Флойд номер один после фотографирования прожил свою жизнь как умел. История продолжилась, пока Земля не погибла в две тысячи семьдесят седьмом. Вот и все. Но копия Флойда ожила спустя три века, и я прямо сейчас разговариваю с этой копией, пытаясь объяснить ей, что она – не оригинал. Каждый раз Ожье выговаривала слово «копия» с нажимом, заставляя его звучать особенно обидно. – Но как я могу быть копией? – удивился Флойд. – Я же все помню. И детство свое помню, и все, что было после, до сегодняшнего дня. – Это ничего не доказывает. Тебя скопировали вместе с воспоминаниями, до самой последней их мелочи. – Погоди-ка! Если копию сделали сотни лет назад, почему она до сих пор не умерла? – Ты и должен быть мертв! И был бы, если бы копии позволили развиваться сразу после ее изготовления. Но ей не позволили. Копия – полный трехмерный образ Земли и ее обитателей, – по-видимому, пребывала в застывшем состоянии как метастабильный квантовый объект. – Она закрыла глаза, подыскивая аналогию. – Например, как непроявленная пленка. – Но кто-то же ее проявил! – Да. Суперпозиционные квантовые состояния чрезвычайно хрупки, а уж квантовая копия целой планеты должна быть крайне неустойчивой, этакий исполинский карточный домик, готовый сложиться от случайного чиха. Но создатели умудрились изолировать ее и предохранить от коллапса. Слабые излучения, проходящие сквозь оболочку, – нейтрино, гравитационные волны, – очевидно, не могли потревожить стазис, или как еще назвать законсервированное состояние. Но все же что-то смогло запустить эволюцию, проявить пленку. По твоему календарю мы встретились в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году, так? – Да. – Мы знаем из сохранившихся источников, что история твоего мира более-менее совпадала с нашей до середины тридцатых. Она изменилась бесповоротно в конце сорокового года, когда провалилось майское вторжение немцев в Арденны. А это значит, что за годы накопились мелкие изменения, давшие в итоге этот результат. То есть наиболее вероятно, что снимок был сделан близ нашего тридцать шестого и твой мир начал развиваться двадцать три года назад. – Ну, если верить тебе, то да, – проворчал Флойд, явно не соглашаясь считать себя копией. – А теперь посмотрим, что произошло у нас двадцать три года назад. Время в наших мирах течет одинаково. Сейчас две тысячи шестьдесят шестой. Отнимаем двадцать три года, получаем две тысячи двести сорок третий – год, когда прогры завладели Марсом и его лунами, включая Фобос. – Куда мы и направляемся, – добавил Флойд, чтобы показать, как внимательно слушает. – Да. И я не думаю, что это просто совпадение. Полагаю, твой мир начал развиваться с того момента, когда прогры задействовали портал на Фобосе. Часть внешнего мира просочилась в АБО, заставив квантовую суперпозицию коллапсировать к наблюдаемому состоянию. Снимок ожил. В воображении Флойда внезапно нарисовалась жуткая картина: театральная сцена, населенная механическими куклами, стоящими неподвижно, покрытыми столетней пылью. И вот они задвигались, сперва медленно, соизмеряя вращение своих шестеренок с мучительно медленной музыкой ярмарочной шарманки. Но дергающаяся, звякающая музыка набрала темп, и танцоры закружились, выписывая эллипсы и спирали, лихорадочно задергались. – Но если это так, если все, кого я знал, проспали сотни лет, разве бы мы не помнили все эти века сна? – Ни черта вы помнить не можете! Для тебя – и для всех на планете – эти триста лет были меньше мгновения. Не исключено, что ты и ощутил на долю секунды что-то вроде дежавю – или как оно называется по-французски, – но не больше. – И все на планете ощутили? – Может быть. Но кому придет в голову вспоминать о таком? – Не думаешь же ты, что я так запросто в это поверю? – Флойд, я не прошу тебя ни во что верить. В ее голосе послышалась искренняя жалость. И она куда сильнее логики убеждала в том, что сказанное – правда, от первого и до последнего слова. – Я не копия, – произнес он, пытаясь совладать с затапливающей душу паникой. – Я Венделл Флойд. Настоящий. – Ты идеальная копия. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. – Стало быть, я призрак? Подделка? Имитация? – К сожалению, кое-кто считает именно так. – А ты? – Нет, – ответила Верити, и Флойд уловил в голосе тень сомнения. – Я так вовсе не считаю. – Теперь я понимаю, почему ты боялась за меня перед цензором. Думала, он не пропустит. – Я не знала, что могло случиться. Никто раньше не пытался вывезти людей с Земли-Два. – Цензор отнесся ко мне как к любому другому человеку. Удовлетворена? – Более чем. Но послушай, Флойд: ты чужой в моем мире. Твой мир, настоящий он или нет, остался в Париже. – Не беспокойся, я всей душой желаю туда вернуться. Что-то привлекло ее внимание, некий проблеск смысла в колонках бегущих по экрану цифр. Она защелкала тумблерами, не отрывая взгляда от потока данных, поморщившись, сжав губы. – Не может быть! – Чего не может быть? – Я, наверное, ошиблась… – Что ж, рискуем оба. Почему ты всполошилась? – Кажется, я вижу оконечность тоннеля сразу позади нас. Числа показывают, что тоннель схлопывается, обрушивается за нами. Зона слипания и отражает сигнал. – Но мы покинули Париж всего несколько часов назад. – Я знаю. Похоже, проблемы начались вскоре после нашего вылета. Данные показывают, что тоннель рушится. – Такое возможно? – Полагаю, да. Скелсгард всегда говорила, что недалеко до беды, если после старта горловина сжимается слишком быстро. Похоже, робот не справился с регулировкой геометрии устья. Или он был запрограммирован возвратить нас любой ценой, пусть даже ценой самопожертвования и разрушения червоточины. – И что это значит? – То, что мы летим по трубе, делающейся все короче, и точка схлопывания нагоняет нас. – Звучит не слишком оптимистично. – Для меня тоже. – Ожье постучала пальцем по дисплею. – Но числа говорят сами за себя. Они показывают нашу скорость в гиперсети и ожидаемое время прибытия на Фобос. Мы ускоряемся, и ожидаемое время быстро сокращается. – Это хорошо? – Нет. Это не из-за нашего транспорта, и не из-за идущего за нами корабля, и уж точно не из-за обломка. С гиперсетью происходит что-то фундаментально катастрофическое. Думаю, дело в изменяющейся геометрии тоннеля. Нас продавливает вперед, точно шарик в насосной трубе. Стены сходятся, и чем ближе точка схождения, тем быстрее нас гонит вперед. – Она невесело посмотрела на Флойда. – Но транспорт не предназначен для больших скоростей. Я не знаю, что случится, когда увеличится кривизна стен. Нас может вдавить в другую оконечность тоннеля. |