
Онлайн книга «Я дрался на штурмовике. Обе книги одним томом»
А бывало, что если подобьют, отойдут от линии фронта и выпрыгивают. У нас с командиром была договоренность: «Володя, пока не будет моего приказа, никаких выпрыгиваний…» – Кто был ваш командир экипажа? – Тюрин Николай Федорович, капитан. – У вас на счету сбитый «Фокке-Вульф-190». Кроме вас, много ли еще стрелков с вашего полка сбивало самолеты? – Никто. Только я один. – А как это произошло? – Это было под Кенигсбергом, на Земландском полуострове. А уж над Кенигсбергом… Вы знаете, что такое Кенигсберг? Там так охранялось, ой, ой, ой… Мы летели домой с боевого задания. Истребитель стал подходить к группе, и я заметил, что идет именно на нас. И, зараза, заходил снизу. Я Николаю Федоровичу, командиру своему, говорю: «Коленька, дай-ка горку!» Я боялся за стабилизатор. Он хорошо поднял машину, мне сразу видно немца стало, и я прямо ему в кабину засадил. Даже поправок вводить не пришлось. Он мгновенно свалился. Но я не видел, упал он или не упал. Когда прилетели на аэродром, сели, сразу доложил: «Возможно, я сбил истребитель, потому что прямо в лоб бил». И экипажи подтвердили, которые летели сбоку, им лучше видно, как и что… «Вовка сбил…» А если ты даже и сбил, но не подтвердили, то все это туфта и не зачтут. А потом пришло сообщение от наземных войск… Про меня и в газете было напечатано. Наградили за сбитого орденом Красной Звезды и премию дали тысячу рублей. У нас не давали книжек, не было. На руки давали. Ну, а я мамке перевод, и все. – После того как вы сбили самолет противника, к вам отношение изменилось в полку? Среди стрелков? – Ну, тогда расписали и в газете, по всей дивизии… «Поздравляем тебя». Как только прилетел, сразу доложили. И тут и командир полка: «Поздравляем тебя! Молодец, что вовремя заметил…» – А летчики вашего полка сбивали? – Летчики нет. Воздушных таких боев не было, немцы боялись в лобовую идти или сбоку подходить. Куда им! А ведь мы же летим-то по четыре машины и друг друга охраняем. Я тебя, ты меня… – Истребители наши вас часто прикрывали? – Все время. Каждый боевой вылет, четверка истребителей Як-3. – А не бывало ли такое, что немецкие истребители связали сопровождение боем и вы остались одни? – Не было таких случаев, не видел. Если даже что-то случается, четверка в прикрытии идет, два прикрывают нас. Два идут отгонять… – Вас прикрывали разные полки истребительные? Или один и тот же? – У нас было в дивизии три полка штурмовиков и истребительный полк. Не помню номер. Этот полк занимался прикрытием и воздушные бои вел. Ребята наши давали им «прикурить». Такая была дисциплина, такая была ненависть. Никакой боязни, что ты можешь погибнуть, товарищ может погибнуть. Даже думки в голове не было. – А как же тогда бывали случаи, что возвращались, не выполнив задание? – Только по погоде, но у нас и такого не было. – От кого потерь больше было? От зениток или от истребителей противника? – В нашем полку только один или два экипажа погибло. Я сделал восемьдесят семь боевых вылетов, вот за это время у меня был на глазах только один случай. А мы летали каждый летный день. Не было выходных, ни праздников, какие там праздники-то. – Как вы относились к немцам? – К немцам я относился так – уничтожить, чтоб не было духа… Но однажды мы стояли на дороге, и вели немцев пленных. Посмотрели на них, они такие были сирые, что даже руки марать не захотелось… – А отношение к ним, как к профессионалам войны? Уважали их? Или считали, что немец уже выдохся и недостоин внимания? – Немец уже не тот был. Если он видит, что идет эскадрилья и прикрытие, то он уже побоится подойти, уходит в другое место, ищет, где полегче. Не было ни одного вылета, чтобы немецких истребителей не было у нас на пути, но чтоб они нас атаковали… Они вообще-то боялись. Но и обнаглевшие попадались… А так все было хорошо. Я ж говорю, что «в сорочке родился». Мы отлетали… Эскадрилья была хорошая, и дисциплина, и отношение друг к другу. На командиров повезло, я считаю. Отличный был командир дивизии Кучма, полковник, и наш командир полка Петров, и командир эскадрильи Ермилов Павел Александрович. Боевые задания выполнялись, и ответственность экипажей была стопроцентная – никто не боялся задания. Чтоб вернуться обратно, испугаться, такого не могло. – Вы не помните, ваши «Илы» были какие? Крылья были прямые или со стрелочкой? – Нет. Немножко были… Стрелка. – Не помните, как они были окрашены? – В зеленый цвет. Без камуфляжа. Никаких полосок или надписей не было. Были только номера на киле: один, два, три… У меня был тринадцатый. Я его не боялся. – А были ли какие-то суеверия? Ну не бриться перед вылетом? Не фотографироваться? – Не было. Все чистенькие были, побритые. – Какие отношения сложились с техническими специалистами? – Хорошие. Мы им помогали. Оружейным мастерам помогали бомбы подвешивать, вооружение. Но я не механик. Чем мог помочь техникам? Заправить, шланг подать, под бомбу спину подставить… А радисты, те уже все сами. Каждый раз после вылета проверяют. – Немецкими шлемофонами не пользовались? – Нет. И не видел их даже. Только наши. – У вас женщин в полку много было? – Может, раньше и были, но в мое время почти не было. А среди технического состава не было вовсе. Санитарка была, Мария. Она смотрела, чтобы были заполнены санитарные ячейки, бинт там, что положено. Но никто не тратил ничего, так что и работы у нее немного было. – Вы помните первый аэродром? Куда вы с запасного полка прибыли? – Был полевой аэродром укатанный, никакой бетонки, ничего. – Где жили? – У нас там было общежитие. Барак. А некоторые экипажи жили по домам. Потому что были пустые дома, хозяева эвакуировались. Давали на два-три звена. – А местные жители были? И какие с ними отношения были? – Были. Отличное отношение. И их никто не обижал, никто не воровал. Местные самогон гнали. Но я не помню, чтобы кто-то в моей эскадрилье покупал и пил… Время быстро летело. Вы знаете, вот не успевали отдохнуть. Только приляжешь, уже вставать надо. А мы вставали рано, где-то в шесть утра. Помоемся, и в столовую, а потом везут на аэродром, и готовишься к боевому заданию. |