Онлайн книга «Точка Омега»
|
– Нарываешься? – спросил Вадим после очередного крутого виража. – Не-а… – улыбнулся Рос озорновато. В полутемном зальчике было прохладно, аппетитно пахло жареным мясом. Когда делали заказ, официант, молодой паренек в черных брючках и белоснежной рубашке, с таким подобострастием смотрел на Роса, что стало даже неловко. К шашлыку Вадим с Володей взяли красного вина, Рос безалкогольного пива. – Понимаешь, это будет не совсем обычный фильм, —заговорил Володя. – Все сделаем как надо. От тебя много и не потребуется. Только бег. Но это будет шедевр, можешь не сомневаться. Тебя забудут как футболиста, футбол выйдет из моды, а фильм останется. – Футбол никогда не выйдет из моды, – улыбнулся Рос. – Не хочется спорить, но у меня такой уверенности нет, – сказал Володя. – А у меня есть, – с обидчивой ноткой возразил Рос. – Рос прав, – поддержал Вадим, привычно вступая в полемику с Володей. – Футбол – это детство, а детство никогда не кончается. Футбол – это азарт, азарт тоже никогда не кончается. – Кто помнит сейчас Бескова или Асатиани, – сказал Володя, обнаружив некоторые познания и в этой области, – или даже бесподобного Яшина? А других спортсменов? Прошлое все пожирает. Спорт – та же однодневка, как и газета. Нужно сотворить нечто эдакое, чтобы тебя потом помнили, стать легендой для нескольких поколений, тогда еще возможно. Но все равно ненадолго. – Ну, это всё так, – сказал Вадим. – История под другие знаменитости заточена. Политики, вожди, тираны… И то, если наделают бед. Да ведь и мы живем в основном сегодняшним днем. – Кино – это свидетельство, это письмо в вечность, особенно при сегодняшних технологиях, – сказал Володя. – Потомки будут расшифровывать именно то, что мы им покажем. – Ну, видеозаписи матчей тоже остаются, – сказал Рос. – И голов, – опять поддержал его Вадим. – У меня в архиве уже более двух сотен. – Это другое, – сказал Володя. – Гол – это, конечно, прекрасно, не спорю. Но бег важнее, по бегу прочтут нечто более глубокое про нас. Ты можешь стать, так сказать, посланцем в будущее. – Он многозначительно поднял брови. – Да я не против, – Рос усмехнулся. – Не знаю, как там насчет будущего, но кино – это хорошо. Я люблю кино, люблю хорошие вестерны. – А матчи с собственным участием любишь смотреть? – Вопрос этот Вадим давно собирался ему задать. Рос задумался. – Даже не знаю. Если хорошо играл, то да, смотрю не без удовольствия, а так… Но чаще не очень. Есть ребята, на которых просто приятно смотреть, они будто не играют, а танцуют. У меня так не получается. – И не надо, – сказал Володя. Интересно, подумал Вадим, а ведь он прав. Не получалось у их героя так, чтобы как в танце. Чтобы любоваться. Вот как пас отдал или рывок, финт какой-нибудь сумасшедший, ну и, разумеется, красивый гол – этого у него не отнять, но все равно не танец, нет. И ведь, умница, сам это понимал. Похоже, и Володя о том же подумал. Собственно, потому, вероятно, и захотел его снимать: вовсе не танец ему нужен был, а эта самозабвенная устремленность к чему-то, что он узрел в беге Роса, да, именно устремленность, страсть, порыв… Сами по себе. Или еще что-то… 28 – Ну что, говорить пришел? – встречает Вадима Айдын. В зале, которую он ремонтирует, кажется, совсем ничего не изменилось, разве чуть-чуть, почти незаметно, а ведь прошло не меньше двух недель. Вадим пожимает плечами: – С чего ты взял? – Говори, не стесняйся! Давно не виделись. Или хочешь, я тебе что-то вроде стихотворения прочитаю – ночью сегодня сочинил. Вот, слушай! – Айдын качнулся, прикрыв глаза: – Познавший жизни холод к теплу стремится, Познавший сумрак к свету устремлен, отыскивая в пустяках его крупицы. О знающий, забыть тебе дано. И опуститься на глубину, которой в просторах вечности не ведает никто. Дымки из труб деревни, в снегах зарывшейся. Толпа, бегущая неведомо куда… Уже давно свершилось все, о чем мечталось в детстве, а ты все тянешься к цветку, хоть он хрустит усохшим лепестком и опадает пылью… – Молодец! – Вадим присаживается возле него. – А еще хочешь? На английском… – А ты что, знаешь английский? – Ну… – неопределенно тянет Айдын. – Это ведь не так важно, знаешь, не знаешь. – Ну да, совершенно необязательно… – хмыкает Вадим. – Ладно, – Айдын складывает ладони перед грудью, несколько минут смотрит молча перед собой, словно забыв про него. Потом спрашивает: – Чаю хочешь? Не дожидаясь ответа, наливает из заварочного чайника в стоящую на перевернутой картонной коробке разноцветную пиалу. – Как думаешь, справедливость есть? – неожиданно спрашивает его Вадим. Айдын задумывается. – Хотелось бы надеяться. – А если есть, тебе от этого будет хорошо? – Знаешь, что сказал Будда одному из учеников, когда тот спросил его, есть ли в этом мире справедливость? Айдын продолжал удивлять. Спецназ, стихи, теперь вот Будда… – Будда подошел к нему и осторожно сдул пылинку с его плеча. «Что это значит, учитель?» – спросил озадаченный ученик. Тогда Будда взял палку и ударил его по тому же плечу. «Я понял, – морщась от боли, радостно воскликнул ученик, – справедливость есть!» Тогда Будда отвернулся, швырнул палку, и та, упав на песок, подняла тучу пыли. «Я понял, – еще радостней воскликнул ученик, – справедливости нет!» Тогда Будда закрыл лицо ладонями и заплакал. – Айдын покачал головой. – Старшина тоже иногда пользовался палкой. – У тебя был классный старшина, – сказал Вадим. – Я тебя люблю, – Айдын высоко приподнял густые темные брови. – Ты мой тоскующий брат. Ты зовешь меня, а я тебя не слышу. А может, это я зову тебя. Пей чай! |