Онлайн книга «Лев в тени Льва»
|
9 мая 1936 года Татьяна Львовна писала брату Сергею Львовичу: «Недавно отсюда уехал несчастный Лёва. Бестолковый, бестактный, весь сосредоточенный на самом себе. Считает себя гением, нисколько не ниже отца. Отца же ненавидит; когда может – говорит о нем с осуждением. Говорит, что “I am ashamed of my father” [51] . Я хотела ему сказать, что самое позорное имя, прошедшее через всю историю человечества, – это имя второго Ноева сына, который был неуважителен к отцу [52] . И назвать человека этим именем равносильно удару по щеке. Но он всё равно не поймет». При этом Лев Львович продолжал нравиться женщинам. Время от времени он заводил новые романы, о которых его сестра Татьяна сообщала Сергею: «Представь себе, что Лёва завел роман с американкой со всякими драмами. Старый, лысый, беззубый, нищий, а всё не сдается…» «Пишет мне, что чуть-чуть не женился на 20-летней итальянке. Думал родить с ней двух итальянчиков, но потом раздумал и сбежал». «Приходил Лёва: я постаралась достать ему работу и свела его с дамами, которые хотели сделать бюст мальчика. Но он столько наговорил глупостей вроде того, что “quoi que-miex-je reçois des lettres d’amour” [53] , – и вдруг увидали старикашку с разговорами парижского апаши [54] . Ничего с ним не поделаешь… Он ненормальный человек…» «Он помешан на сексуальном вопросе», – наконец пишет она. В конце тридцатых годов сыновья Льва Львовича задумались о том, чтобы навсегда поселить отца в Швеции. Это было надежнее, чем посылать ему деньги, которые он проигрывал. В ноябре 1938 года он приезжает в Симмельсберг, в дом сына Петра… С его семьей у него складываются хорошие отношения, он возвращается к литературному труду и пытается думать по-шведски. Сестра Татьяна Львовна радостно сообщает брату Сергею Львовичу в Москву: «Лёва уехал в Швецию, как он пишет “навсегда”. Но с ним никогда нельзя знать, что он сделает завтра. Я о нем только спокойна, когда он в Швеции. Там ему сыновья не дадут голодать, как часто ему приходилось в Париже». Погостив у Петра, он поехал в Хальмюбуду, хозяином которой был его самый старший сын Павел. Но здесь судьба зло наказала его. С ним случилось то же, что происходило между ним и его отцом летом 1910 года и даже раньше. Конфликт отца и сына… И снова всё случилось из-за яблоневого сада. Когда-то он учил отца, как тому распоряжаться яблоневым садом, и это возмутило отца. Теперь сказал сыну, что «1000 га яблок преют». Но терпеть нотации от родителя, развалившего их семью, сын не стал. В письме к Никите Лев Львович пишет в страшной обиде на Павла: «Паля взял от своих предков всё худшее. Глуп, невоздержан; несправедлив, груб… Глаза его выскочили, и я ждал, что он ударит меня. Но ограничилось только всё же прикосновением к моему плечу… Он хотел доказать, что всё, что я имею в Hda, было от его матери и от него, а не от меня… Нет, нет – довольно близости к тем, кто ненавидит. Он ненавидит меня». В следующем письме к Никите он жалуется: «Он чуть не убил меня, этот идиот и разбойник. Подальше, подальше от него. Он меня ненавидит, и я не хочу допустить его даже до моей могилы… Судьба жестоко накажет его…» После ссоры с Павлом дети решили, что отцу лучше жить отдельно от них, но с возможностью навещать детей и внуков. Некоторое время он живет в городе Ландскруне, затем снова гостит у сына Петра и, помирившись с Павлом, живет с его семьей в Хальмюбуде. В 1943 году он переезжает в городок Хельсинборг на юге Швеции… Это было последнее пристанище. О последних годах жизни Льва Львовича можно судить по его письмам Никите, а также по «Ежедневнику», который он вел в 1943–1945 годах… В Европе полыхала война… 22 июня 1941 года фашистские войска вторглись на территорию СССР. Через пять дней после этого события Лев Львович пишет сыну из Симмельсберга: «Я ничего не делаю. Не могу взяться и только читаю. В начале августа будет, может быть, работа двух детских бюстов. Вероятно, июль останусь здесь. Еще не говорил об этом с “хозяевами”. Мне было очень больно, когда они в день моего 72-летия о нем забыли. Кухарка должна была им напомнить, сделав мне пирог?! Это между нами. Ты поймешь теперь лучше, как тяжело жить у детей». 0 начале войны, в которую вступила его родина, он пишет холодно: «Бедный русский народ и бедный немецкий солдат! Но нравственный закон жизни – неумолим и карает всех и каждого, кто заслужил этой кары… Меня первого…» Он даже не чувствует всей нелепости этого сравнения: одного себя со всем русским народом! Идет война, у его детей рождаются дети, его внуки. Он как будто не замечает этого, сосредоточенный на себе… Его «Ежедневник» оставляет горькое чувство… 1943 год. 1 января. «Бросил курить. Дети и внуки». 4–5 января. «Простуда. Насморк. Слабость. Закрытое окно». 7 января. «Курю махорку». 25–27 января. «Мысль о самоубийстве». 8 января. «Ночь у Elizabet». 2 марта. «Бросил курить прочно». Конец мая. «Мысли о романе». 24 июля. «Собака. Водка. Озеро». 31 декабря. «Один». 1944 год. 1 января. «Не пить алкоголя, кроме виноградного. Мало кофе. Не печь свинины… Господи, я с тобой постоянно. Господи, дай мне сил служить тебе». 8 января. «Боже мой, я с тобой везде и всегда». 12 января. «Господи, я с тобой. Усталость». 3 февраля. «Клещ. Водка. Дождь. Трамваи». 12 февраля. «Не читать газет. Не слушать радио. Не пить водки». 25–26 февраля. «Клещ. Солнце. Нервы…» 16–17 февраля. «Шведские засс…ые нужники». 5 апреля. «Купил папирос». 14 апреля. «Быть сильным». 23 апреля. «Быть сильным». 29 апреля. «Быть сильным». 17 июля. «Малевал. Купался. Курил. Деньги?» 9 сентября. «Союзники в Германии?» 1945 год. 6 января. «Усталость. Ищу темы для статей. Веду себя ужасно». 8 января. «Надо опомниться!!!» 20 января. «Игра?» 9 мая. «Конец войны. 4 рюмки портвейна. Водка. 2 папиросы». 24 июля. «Быть сильным». 26 июля. «Быть очень сильным весь остаток дней». 30 июня. «Сила во мне». Записи, сделанные незадолго до смерти. «Не желать». «Не осуждать». |