Онлайн книга «Сияние»
|
– Плюнь мне в лицо. Я взял ее за волосы и приподнял спрятанное в ладонях лицо: – Плюнь мне в лицо! Она вся дрожала и молила оставить ее в покое, закрывала лицо руками. – Делай, что говорю! Она была так растеряна, что в конце концов подчинилась. Я принялся ласкать ее, пока она в изнеможении не упала на ковер. Заливаясь слезами и кашляя, она покрывала меня поцелуями. – Вот так. На следующий день мы пригласили Уолта в гости. Он с покаянным видом ступил на порог нашего оскверненного гнезда, сжимая под мышкой бутылку отличного скотча. Вечер выдался приятным и довольно плодотворным. Мы сели за стол переговоров. Ицуми вновь стала прежней и суетилась вокруг стола, подавая отличные закуски. Она опускала глаза и вела себя точно хозяйка борделя, в котором можно купить юную девственницу. Настал момент истины – момент запоздалых признаний. Слабость, толкнувшая их на путь лжи и страдания, исчерпала себя, мы все почувствовали свою бренность и стали человечнее. Я благородно согласился принять извинения Уолта, а он согласился сдать анализы на сифилис, хоть и отнесся к идее скептически. И правда, свежий и загорелый после недавнего отпуска, он дышал здоровьем и казался яркой тропической рыбкой. Мы расстались мирно, как никогда, а наша дружба стала только крепче. Как бы то ни было, Уолт оказался настоящим мужиком. Он поддержал мою жену в момент печали и одиночества, но при этом остался верным другом, ни словом не обмолвившись о моем секрете. Первым делом я вывел его в коридор и потянул за рукав: – Ты ей сказал? Уолт прижал руку к сердцу и гордо заявил: – Даже не намекнул, честное слово. Только объясни мне, что это за история со свитером за двести фунтов? Мы стояли у двери в нашу спальню. Застланный синим блестящим покрывалом матрас казался огромным гробом. На следующий день я попытался дозвониться до Костантино. Мобильный молчал, поэтому я позвонил в ресторан. Ждать пришлось долго, в трубке слышались далекие итальянские голоса. Я представлял себе огромный зал, меню, написанное на черной доске, как принято в старых трактирах, Костантино у плиты, в длинном переднике и белом колпаке, из-под которого выглядывают мокрые от пота пряди волос. Я уже было хотел сбросить звонок, когда вдруг услышал его голос, так близко, точно он был совсем рядом. – Слушаю, кто это? – Это Гвидо. Мы не разговаривали целую вечность. – Слушай, у моей жены сифилис. Он ничего не ответил. – Мне кажется, тебе тоже стоит сдать анализы. Он ответил, что недавно проверялся на диабет и сдал все, что только можно. Мой звонок совершенно его не смутил. Он попрощался со мною так, словно ему позвонил домашний врач, а не любовник. Утром Ицуми устроилась в кресле. На щеках у нее появились странные красные пятна. Словно на переносице уселась бабочка с расправленными крыльями. Каждый день, каждый час она отдалялась от меня. Дальше и дальше. – Я – Иуда, который плюет в собственную тарелку. Вот почему ты попросил меня плюнуть тебе в лицо. Я склонился перед ней: – Прости, я не имел права так поступать. Как всегда, мне помогла Джина. Она направила меня на верный путь. Я уже стоял в пальто, как вдруг развернулся и сел на диван. А потом рассказал ей про странную бабочку на лице Ицуми. – Yes, like a butterfly… [28] Джина поднялась и поправила поленья в камине, хотя мы никогда не разводили огня. Нелепый жест, который она повторяла раз за разом. Я смотрел, как она пытается оживить покрытые пылью поленья. Мы сидели молча, погрузившись в себя, в собственную душу и желания, покуривая сигарету счастья, а камин воплощал собой потухший и бренный мир. Она рассказала мне о колледже, где провела детство и юность, о ледяных полах, о том, как они воровали на кухне кусковой сахар и спирт. Именно тогда она начала курить и впервые услышала о мастурбации. – Ночью мы таскали свечи и засовывали под одеяла. Другого тогда не было. Я вслушивался в звук ее глубокого голоса, в котором иногда проскальзывали высокие нотки. – У нас в пансионе была одна симпатичная девочка с толстыми косами, она никогда не сидела без дела. Потом стали ходить слухи, что она быстро устает, что вроде у нее сифилис. Никто толком не проверял, но для нас это стало настоящим шоком. Сестры поселили ее в отдельной комнате, куда никого не пускали. А потом выяснилось, что у нее сбой иммунной системы. Она вся покрылась красными пятнами. – Как ее звали? – Катарина Эбигейл. – Как называлась эта болезнь? – Тогда ее называли «the great imitator» [29] . Я улыбнулся, подумав о двусмысленности такого названия. Джина прозвала меня «the great pretender» [30] , позаимствовав это из песни. Скуластое лицо Джины напряглось и выражало сочувствие. – Эта болезнь имитировала другие, вот почему ее так называли. – И сифилис тоже? – Думаю, да. То, о чем ты говоришь, очень похоже на волчанку. – Волчанку? – Lupus [31] – одно из названий этого вируса. Но я называю его «волчица». Она выключила свет, и мы спустились по лестнице. Я взял ее под руку и проводил до перекрестка. – И что случилось с Катариной Эбигейл? Она промолчала и вздохнула: – Это было очень давно… Я поцеловал ее и погладил по лицу. – Угрызения совести, не переживай, милый. Доброй ночи. В тот вечер к нам пришли Кнут и старушка Бетти. Ицуми накрыла на стол, расставила новые светло-серые тарелки, испекла хлеб на дрожжах. Бетти принесла ей в подарок всевозможные баночки с кремом: она держала в Фулхэме магазинчик натуральной косметики. Девушки закрылись в туалете, а когда вышли, лицо Ицуми было покрыто белесым кремом. Точно на ней была маска, какие надевают актеры театра «Но», когда наклоняются к зрителю, чтобы сообщить ему нечто страшное. – Это похоже на солнечный ожог, милая, у меня было что-то такое в прошлом году после Испании. – Или огонь святого Антония. – Да нет, Кнут, антонов огонь нисходит на грудь или на спину, а не на лицо. |