Книга Алиби для красавицы, страница 24 – Наталья Александрова

Я остановился и несколько раз глубоко вдохнул свежего весеннего воздуха, чтобы успокоиться. Это было необходимо, потому что глаза заволокла пелена бешенства. Я вообще-то человек спокойный, редко что может вывести меня из себя, потому что я специально развивал в характере это качество. Но в данном случае философия кунг-фу не помогала.

Немного полегчало, и передо мной вдруг нарисовался план, что я должен сделать как можно скорее. Эта старая мочалка… Черт бы ее взял, эту следовательшу Громову! Так вот, она от меня не отстанет по-хорошему. И даже если бабуля будет валяться в ногах у мамочкиного мужа и упросит его вмешаться в дело по своим каналам, Громову это ничуть не остановит, а только еще больше подхлестнет. Хоть я и не умею определять возраст женщины, но Громова дошла уже до таких лет, что видно невооруженным глазом – ей скоро на пенсию. Поэтому она не дрожит за свое место и будет сражаться за справедливость до победного конца. А высшую справедливость она почему-то видит в том, чтобы посадить меня за убийство, которого я не совершал. И, раз вцепившись в меня, она и не собирается искать никого другого. Так что у меня остается единственный выход: найти убийцу самому. И приподнести его Громовой на тарелочке. Пусть она его допрашивает и оформляет на отсидку, такое дело ей вполне по силам.

А я как можно скорее должен установить контакт с конкурентами моего Хомячка, с благотворительным фондом «Пеликан». Только они могут пролить свет на это странное убийство, потому что, когда Хомячок недоумевающе оправдывался у Пал Палыча насчет девушки, он не врал. Но одному соваться к «Пеликанам» глупо и неосторожно. Мне нужен помощник.

Вот с этим трудно, потому что к Околевичу я обратиться сейчас не могу: у него теперь с милицией проблем хватает, и все из-за меня. Есть, конечно, у меня друзья-приятели, можно найти среди них надежного неболтливого человека, но нужно будет долго вводить его в курс дела, а у меня совершенно нет на это времени.

Итак, я осознал, придется обратиться к Надежде Николаевне. А что, она уже полностью в курсе всех событий, опять же не станет трепаться и сделает все, что я попрошу.

Я вызвонил ее с работы, и Надежда прибежала очень быстро.

– Уж не знаю, чем вы там занимаетесь, – чтобы поддразнить ее, сказал я, – если все время то опаздываете, то раньше уходите. Что за работа такая странная?

– Работа нормальная, только зарплата странная, – ответила Надежда. – Говори, что еще стряслось.

Мой рассказ про то, что случилось у Громовой, она восприняла довольно спокойно.

– Я примерно этого от нее и ожидала, – призналась Надежда. – Но одного у нее не отнимешь: очень она упряма. И начальства не боится. Поэтому мы эти ее качества поставим себе на службу. Значит, когда ты договоришься с «Пеликанами» о встрече, ты сообщишь им, что должен каждые полчаса звонить мне. А если ты этого не сделаешь, то я выжидаю полчаса и сообщаю Громовой, где ты находишься. Говорю, что тебя похитили люди, которые замешаны в убийстве девушки. И еще кое-какие у меня есть идеи.

– А что Громова сделает?

– Не знаю, – честно призналась Надежда, – возможно, пошлет туда наряд полиции. А я расскажу ей все, что знаю, пусть проверяет.

– Ладно, надеюсь, что до этого не дойдет.

Я достал мобильник, убедился, что вокруг никого нет, набрал номер и спросил:

– Благотворительный фонд «Пеликан»?

– Совершенно верно, – ответил чарующий женский голос, – чем я могу вам помочь?

– Я хотел бы поговорить с вашим директором.

– Как вас представить? – осторожно спросила девушка.

Голос ее по-прежнему был чарующим, но доля подозрительности в нем появилась.

– Скажите, что его спрашивает Пожаров.

– А по какому вопросу? – не отставала секретарша.

Подозрительности в ее голосе прибавилось, очарование пошло на убыль.

– По поводу Сертолова, – ответил я лаконично. – И прекратите это самостоятельное расследование, доложите шефу, он сам разберется.

Девушка обиженно хрюкнула, но переключила на другой телефон.

– Ковригин слушает, – послышался в трубке хорошо поставленный вальяжный баритон.

– Мы с вами незнакомы, – начал я голосом прожженного авантюриста, – и я не настаиваю на личном знакомстве, но я мог бы сообщить вам интересные подробности, касающиеся пожара на Сертоловском таможенном терминале, который произошел четырнадцатого марта.

– Почему вы думаете, что это будет мне интересно? – В голосе Ковригина появился холодок.

– Потому что в этом пожаре вы лишились контейнера с ценным грузом. И еще потому, что это был поджог.

– Вы в этом уверены? – Температура его голоса упала еще на десять градусов.

– Я не только в этом уверен, но и могу вам это доказать.

– Какие у вас могут быть доказательства?

– Ваш телефон не прослушивается? – спросил я, в свою очередь. – У меня есть подозрения, что к этому поджогу причастен кто-то из сотрудников вашей фирмы.

– Так. – Голос Ковригина утратил вальяжность, но стал жестче и решительнее. – Если у вас действительно что-то есть, мы должны встретиться и поговорить.

– Я не возражаю, – ответил я, покосившись на Надежду Николаевну, – скажите ваш адрес, я приеду.

Он продиктовал адрес, Надежда еще раз повторила мне все, что она напридумывала по поводу страховки, и я поехал.

На углу двух тихих улиц, неподалеку от Технологического института, стоял скромный особнячок. От всех окружающих зданий он отличался тем, что был оштукатурен и выкрашен, как игрушка, и даже тротуар перед ним сиял, как улыбка младенца или как свежевымытый «шестисотый» «Мерседес».

По тротуару прогуливался мрачный парень, куртка которого очень сильно оттопыривалась на боку, недвусмысленно обрисовывая контуры чего-то крупнокалиберного.

Парень уставился на меня угрюмым подозрительным взглядом.

– Пожаров, – лаконично представился я, – к Ковригину.

Мрачный тип сказал несколько слов в переговорник, и рядом с ним тут же образовался его родной или двоюродный брат. Оглядев меня с ног до головы и составив, судя по выражению морды, самое нелестное мнение о моей персоне, двоюродный обхлопал меня своими здоровенными лапами, убедился, что я чист, и провел внутрь особнячка.

Здесь все поражало роскошью. По коврам – белым и светло-кремовым – страшно было ступать: и пачкать их не хотелось, и утонуть можно, такой глубокий ворс. Камины были в каждой комнате, а в одной, кажется, даже два. Потолки чуть не обрушивались от цветной лепнины. Видимо, благотворительность – это очень выгодное дело.

Наконец мы подошли к такой потрясающей двери, инкрустированной всем, что только бывает на свете дорогого, что я понял: за этой дверью сидит сам Ковригин.

Но за этой дверью сидела только его секретарша. Хотя сказать о ней «только секретарша» было бы оскорблением. Она была так же роскошна, как убранство особняка, и, должно быть, к нему и относилась.