Онлайн книга «Хранительница тайн»
– Мне нет надобности напоминать, что сказал бы Господь, – вещал преподобный сладким голосом, каким обычно говорил о младенце Иисусе. – «Страннолюбия не забывайте, ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство ангелам». – Если эта девочка ангел, то я – английская королева. – Ну, она понесла тяжелую утрату. – Благочестивое звяканье ложечки о фарфор. – Еще сахару, преподобный? – Нет, спасибо, миссис Фрост. Тетя вздохнула, и диван под ней прогнулся еще сильнее. – Мы все понесли тяжелую утрату, преподобный. Когда я думаю о моем бедном брате… как они падали с обрыва, они все, в этом своем «Форде»… Гарви Уиллис, который их нашел, сказал, они так обгорели, что он сперва вообще ничего не понял… Такая трагедия. – Ужасная трагедия, миссис Фрост. – И все равно. – Тетя зашаркала по ковру, и Вивьен увидела, что она носком одной туфли трет выпирающую из другой шишку. – Я не могу держать ее здесь. У меня своих шестеро, а теперь и мама собралась к нам переехать. Вы же знаете, какая она с тех пор, как врачи отняли ей ногу. Я добрая христианка, каждое воскресенье хожу в церковь, участвую в пасхальной благотворительной ярмарке. Однако это свыше моих сил. – Понимаю. – Вы сами знаете, девочка сложная. Некоторое время оба пили чай, обдумывая про себя всю сложность Вивьен. – Будь это кто другой, – тетя Ада поставила чашку на блюдце, – пусть даже бедный дурачок Пиппин… Но она… Простите меня, преподобный, я понимаю, что это грех, но я не могу не винить ее в этом несчастье. Она должна была ехать с ними. Если бы она не набедокурила… Они раньше времени уехали с пикника, потому что брат не хотел надолго ее оставлять… он был такой мягкосердечный… Тетя протяжно всхлипнула, и Вивьен подумала, до чего взрослые бывают противные и слабые. Так привыкли получать все и сразу, что не научились мужеству. – Ну, миссис Фрост, пожалуйста… Всхлипы сделались частыми и натужными – так плакал Пиппин, когда старался привлечь мамино внимание. Скрипнул стул, и в поле зрения Вивьен показались ботинки преподобного. Видимо, он что-то передал тете Аде, потому что она сквозь слезы проговорила «спасибо», а затем громко высморкалась. – Нет, оставьте у себя, – сказал преподобный, садясь. – И все-таки невозможно не думать, что будет с девочкой. – В Тувумбе есть церковная школа, может быть, туда? Преподобный скрестил ноги под столом. – Монахини наверняка хорошо заботятся о детях, – продолжала тетя, – а строгость ей будет только на пользу. Изабель и Дэвид были чересчур мягкие. – Изабель. – Преподобный резко подался вперед. – Что насчет родственников Изабель? Можно ли с ними связаться? – Она никогда особо о них не рассказывала. Хотя теперь, когда вы об этом заговорили, я вспоминаю, что вроде бы у нее был брат. – Брат? – Учитель. В Англии. Кажется, где-то под Оксфордом. – Что ж, хорошо. – Что хорошо? – Думаю, с этого можно начать. – В смысле… связаться с ним? – Голос тети Ады повеселел. – Можно хотя бы попробовать, миссис Фрост. – Написать ему? – Я сам напишу. – Вы так добры, преподобный… – Быть может, удастся воззвать к его христианскому состраданию. – И порядочности… – К чувству семейного долга. – К чувству семейного долга, – радостно повторила тетя. – Разве тут можно отказаться? Я бы и сама ее оставила, если бы не мама, и не мои шестеро, и не теснота. – Она встала с дивана, и пружины облегченно вздохнули. – Отрезать вам еще пирога, преподобный? Выяснилось, что брат и впрямь есть, более того, он внял увещаниям преподобного, так что жизнь Вивьен вновь круто переменилась. Все произошло очень быстро. У тети Ады была приятельница, которая знала человека, чья сестра собиралась за океан в город под названием Лондон устраиваться гувернанткой, так что девочку решили поручить ей. Взрослые разговоры – как договориться и где встретиться – журчали над головой Вивьен целыми днями. Ей нашли почти новые туфли, заплели тугие косички и велели надеть крахмальное платье с пояском-ленточкой. Потом дядя отвез их через горы на станцию, откуда уходил поезд в Брисбен. По-прежнему шел дождь, было очень жарко, и Вивьен рисовала пальцем на запотевшем стекле. На вокзальной площади толпился народ, но они нашли мисс Кэти Эллис ровно там, где она обещала быть: под часами возле билетной кассы. Вивьен раньше и не догадывалась, что в мире столько людей. Они были повсюду, все разные, и все куда-то спешили, словно муравьи в разворошенной сырой земле под гнилушкой. Черные зонты, большие фанерные ящики, лошади с огромными темными глазами и трепетными ноздрями. Девушка легонько кашлянула, и Вивьен поняла, что к ней обращаются. Она напрягла память, вспоминая, что было сказано. Лошади и зонты, муравьи под гнилушкой, спешащие люди… ее имя. Девушка спросила, зовут ли ее Вивьен. Она кивнула. – Веди себя прилично. – Тетя Ада поправила ей воротничок. – Так хотели бы твои папа и мама. Когда тебе задают вопрос, отвечай: «Да, мисс». – Если согласна. А если не согласна, то вполне годится ответ: «Нет, мисс». – Девушка улыбнулась, давая понять, что шутит. Вивьен смотрела в лица двух женщин, ждущих ответа. Тетя Ада нетерпеливо сдвинула брови. – Да, мисс, – сказала Вивьен. – Ну что, сегодня все хорошо? В прежние времена Вивьен закричала бы, что нет, что все плохо, что она не хочет никуда ехать и нечестно с ней так поступать… Но не сегодня. Вивьен вдруг поняла: куда проще говорить людям то, что они хотят услышать. Да и какая разница? Что проку в словах? Ими не выразить бездонную черную яму у нее в душе, не описать боль, сжимающую внутренности всякий раз, как ей чудятся отцовские шаги, или запах маминого одеколона, или – и это хуже всего – когда она видит что-то такое, что непременно надо показать Пиппину… – Да, мисс, – сказала она веселой рыжеволосой девушке в аккуратной длинной юбке. Тетя Ада отдала носильщику чемодан, погладила племянницу по головке и велела ей быть умницей. Мисс Кэти Эллис тщательно проверила билеты, думая при этом о платье, лежащем на дне саквояжа, – достаточно ли оно строгое и в то же время стильное для встречи с будущим нанимателем. Паровоз загудел, предупреждая, что скоро тронется. Маленькая девочка в чужих туфлях и с аккуратными тугими косичками поднялась по железным ступеням. Перрон наполнился дымом, люди закричали и замахали руками, через толпу с лаем промчался бродячий пес. Никто не заметил, как девочка вошла в полутемное купе, даже тетя Ада, которая вроде бы заботливо провожала сиротку в ее неопределенное будущее. Так солнце и жизнь, составлявшие когда-то сущность Вивьен Лонгмейер, сжались в комочек и спрятались глубоко-глубоко, а мир продолжал спешить, и никто не видел, как это произошло. |