
Онлайн книга «Сиятельный»
![]() Другое дело – портрет. Люди зачастую куда более наблюдательны, чем представляется даже им самим. Многим достаточно увидеть человека один-единственный раз, чтобы узнать его при встрече несколько десятилетий спустя, а подавляющее большинство неплохо запоминает лица симпатичных им людей. Лицо на моем портрете было симпатичным, более того – оно было откровенно красивым, даже несмотря на черные прорехи глаз, но все же никто из потенциальных свидетелей припомнить его не смог. И только когда я уже совсем отчаялся получить подтверждение своей догадки, консьерж в доме выпрыгнувшего в окно танцора вдруг подслеповато сощурился, разглядывая карандашный набросок, и часто-часто закивал. – Помню это отродье! – заявил он и поспешно достал из-за пазухи пузатую фляжку. Дрожащей рукой поднес ее к губам и приложился к горлышку столь жадно, что ходуном заходил крупный кадык. – Мне эти глаза в кошмарах снятся, – пожаловался он, вытерев губы обшлагом ливреи. – Жуть! – Глаза? – озадачился я, посмотрев на заштрихованные глазницы портрета. – Они самые! – подтвердил консьерж и вновь приложился к фляжке, судя по запаху, с абсентом. – Клятые тени! Поклонники «зеленой феи» далеко не всегда пребывают в здравом рассудке и нередко путают навеянные абсентом галлюцинации с реальностью, но старику я поверил. Тени и глаза. Глаза и тени. Мне и самому почудилось нечто подобное. И, решив больше не терять время попусту, я отправился в «Прелестную вакханку». 8 Альберт Брандт пребывал в глубочайшем унынии. Он допил вино и теперь с задумчивым видом побалтывал в бокале оставлявший на стенках маслянистые разводы кальвадос. – Пьешь? – спросил я, просто чтобы начать разговор. – Пью, – коротко подтвердил поэт. – Вдохновение не вернулось? – Ни на грамм. Чувствую себя полной бездарностью. Не способен писать, не настроен читать. Никого не хочу видеть. Даже тебя, Лео. Извини. – Выметайся отсюда! – потребовал я, отдергивая штору. – Сходи проветрись, а я пока поищу твое кольцо. – И куда прикажешь мне идти? – удивился поэт, заваливаясь с ногами на диван. – А где ты обычно блудишь? – Лео! Я не могу повести Киру в бордель! – И не надо. Ты совсем замучил ее своим… вниманием. Дай ей перевести дух. Альберт покачал головой. – Она обидится, если я не позову ее на прогулку. – Уходи через черный ход, – предложил я и начал разжигать газовые рожки, поскольку за окном уже стемнело. – Киру предоставь мне. – Это прозвучало… двусмысленно. Не находишь? – Альберт, ты мешаешь! Мне искать твое кольцо или нет? – возмутился я, скатывая к стене толстенный персидский ковер. – Посмотри на себя в зеркало! Паршиво выглядишь, дружище. Тебе надо развеяться! Поэт послушно глянул на свое отражение, задумчиво потер отметину на искривленном от старого перелома мизинце и вздохнул. – Нет, не хочу. Ничего не хочу. Позови Киру, а? – Тебе не кажется, что ты становишься излишне навязчивым? – Это любовь! – Это любовь, а не брак! Ей надо отдохнуть от тебя, а тебе надо просто отдохнуть. – Я не устал… – Хватит ломать комедию! – разозлился я. – Ты прекрасно можешь страдать и жаловаться на жизнь в каком-нибудь кабаке! Там больше слушателей! – Не хочу никого видеть, Лео, пойми! Вдохновение оставило меня, а кто я без вдохновения? Обычная бездарность! Я взял бутылку и угрожающе наклонил, готовясь вылить кальвадос на пол. – Здесь ты пить не будешь. Поэт посмотрел на меня с неодобрением. – Ты сам просил отыскать перстень, – напомнил я. – Просто дай мне тебе помочь, Альберт. – Я не могу оставить Киру. – Да перестань ты! Хочешь, я скажу, что ты отправился обходить ломбарды в поисках перстня? Кира ведь знает, сколь важен он для тебя. – Знает… – Вот видишь! Тебе даже не придется врать, я все сделаю для тебя. Или на меня не рассчитывай и страдай дальше в одиночестве. – Уговорил! – сдался Альберт. Не став менять несвежую сорочку, он облачился в пиджак, прихватил трость и высокую шляпу, но только вывалился за дверь, как сразу заглянул обратно. – Скажи Кире о кольце! Скажи, что скоро вернусь! – попросил он. – Скажешь? – Скажу, что у тебя обострился геморрой, – ухмыльнулся я. – Рискуешь! Я сейчас и двух слов не сложу, но когда протрезвею… – Проваливай! – Отличный костюмчик, кстати, – заметил вдруг Альберт и скрылся в коридоре. Я немедленно оставил в покое ковер, взглянул на хронометр и встал в дверях, прислонясь плечом к косяку. Закинул в рот обсыпанный сахарной пудрой леденец, выждал загаданные пять минут, потом спустился на первый этаж. Помятые музыканты только-только рассаживались по местам, сцена пустовала, а зал кабаре еще не успел наполниться заглянувшей на огонек публикой, поэтому мне без труда удалось отыскать Киру, которая курила у открытого окна. – Иду-иду! – улыбнулась девушка при моем появлении и вдавила сигарету в донце фарфорового блюдца. – Тебя ведь Альберт послал? – Нет, – качнул я головой. – Альберт просил не говорить тебе… и я бы не стал, но меня беспокоит его состояние. Действительно беспокоит. – Что стряслось? – встревожилась Кира. – Понимаешь, он вбил себе в голову, будто знает, где спрятано его кольцо, и отправился забрать его. Он не хотел беспокоить тебя, даже заставил дать слово, что я ничего не скажу, но мне как-то не по себе… – Забрать кольцо? – опешила Кира. – Да оно просто завалилось куда-то! – Даже не знаю, какая муха его укусила, – растерянно пожал я плечами. – Он обмолвился о какой-то своей связи с этой безделицей. Не уверен, что дело только в выпивке; он сегодня будто не в себе! – Зря ты его отпустил, – помрачнела девушка. – Надо было сразу звать меня! Мне только и оставалось, что развести руками. – Разве я сторож брату моему? – процитировал я книгу столь же старую, сколь и запретную, но Кира на крамольную фразу не обратила никакого внимания. – Зря, – повторила она и закусила губу. Я развернулся к сцене, где вот-вот должно было начаться представление, и спросил: – Надеюсь, заранее столик резервировать не надо? – Что? – встрепенулась девушка. – Нет, не надо, – успокоила она меня и поспешно скрылась в служебном коридоре. Не став преследовать ее, я спокойно уселся за ближайший стол и взглянул на хронометр. Выждал минуту, больше для того, чтобы дать отдых нестерпимо нывшей ноге, и похромал на улицу, где к этому времени уже сгустились вечерние сумерки. У столиков перед входом в кабаре задерживаться не стал, быстро прошел мимо них и встал на углу. |