Книга Круг замкнулся, страница 11 – Кнут Гамсун

Потом она надумала, что не надо спешить к нему второй раз — пусть ждет, пусть томится. Но, повстречав таможенника Робертсена, она поняла, что ей грозит опасность.

Робертсен сказал:

— Я был у твоего старого смотрителя, просил, чтобы он поручился за меня, но он не хочет.

Лолла удивилась:

— Разве ты когда-нибудь слышал, чтобы он хоть за кого-то поручился?

— Да, — ответил Робертсен и посмотрел на нее со значением. — Я кое-что такое слышал, раз уж ты спрашиваешь.

И, почувствовав опасность, Лолла второй раз пошла к Бродерсену.

Но это было не вечером, а самым что ни на есть ясным утром. Так по-разному вела она себя в два своих прихода. Она была не совсем уверена в себе и робко на него поглядывала, не проведал ли он, часом, что-нибудь. Вроде нет. Он просто извелся без нее и сказал:

— Благослови тебя Бог, где ты так долго пропадала?

— Я? — переспросила она, мгновенно исполнившись тревоги и отчаяния: ах, ах, она просто в ужасе, ее жизнь, можно сказать, висит на волоске.

— Господи, в чем дело?

Она попалась, как и предполагала.

— Как так попалась? С чего это вдруг? Ерунда какая!

Ведь надо же, чтобы такая беда приключилась именно с ней. Она, можно сказать, уже умерла, она уже одной ногой стоит в могиле.

— Да успокойся ты. Иди сюда и сядь ко мне на колени.

— Но, — продолжала она, — никто в этом не виноват, кроме меня самой. А все потому, что я так замерзла в тот вечер.

Бродерсен совершенно поглощен своими мыслями, он хочет, чтобы она сняла одежду и осталась с ним.

— Никто не виноват, кроме меня самой. — И она качает головой: — Но вы вроде обещали мне помочь?

— Да. Да-да.

— И поддержать меня? Потому что время подпирает.

— Это неправда. Пустые страхи, потом сама увидишь.

— К сожалению… уж мне-то лучше знать.

Молчание.

— Немножко денег — это же для вас пустяки, капитан. А для меня… когда вся моя жизнь…

— Да, конечно, да-да, давай спокойно все обсудим и подумаем.

Она наседала:

— Очень хорошо с вашей стороны, что вы обещали мне помочь.

— Лолла, но почему ты не приходила? Знаешь, сколько времени прошло с тех пор, как ты была здесь? Могла бы и зайти.

— Я не смела.

— Но раз уж ты пришла, раздевайся и устраивайся поудобнее.

— Мне позарез нужна тысяча крон.

— Сколько? — шепотом переспросил он.

Они не смогли уговориться. Бродерсен настаивал на отсрочке: надо подождать, посмотреть, так оно все или не так.

— Снимай платье и устраивайся поудобнее!

Она спросила, как он только может думать про такое, и не пожелала к нему приблизиться. Ни сейчас, ни вообще больше никогда.

— Да и некогда мне оставаться, — сказала она. — Мне на рынок пора.

— Ну тогда приходи вечером.

— Нет, — сказала она и покачала головой.

— Нет?

— А чего ради приходить? Когда вы не желаете помочь мне, как обещали.

— Ну почему ж не желаю. Но тысяча крон…

— Вы ведь не знаете, сколько надо.

— А сколько стоит платье? — спросил он.

— Я ведь не на платье прошу.

— Но сколько все-таки стоит платье? Я подумывал насчет красивого платья для тебя. Ну, скажем, пятьдесят крон хватит?

Лолла опустилась к нему на колени и сказала:

— Ну, довольно шуток. Платье, и шляпка, и туфли, и перчатки, словом, самое малое — двести пятьдесят крон.

— Ну так уж и двести пятьдесят, — только и сказал он, а сам был до того занят тем, чтобы удержать ее у себя на коленях, что даже и не слышал собственных слов.

— И если вы дадите мне денег на такое платье…

— Да уж, видно, придется. Вечером будешь?

— Буду.

Он хотел сопровождать ее, дойти вместе с ней до банка и взять там деньги, но она не пожелала. Пусть он напишет бумажку, ну, чек, одним словом, и даст ей.

Вот как много сумела достичь Лолла.

А потом она снова от него скрылась. И вечером не пришла, и платье себе не купила. Она отнесла в банк его чек в уплату долга и тем выгадала несколько месяцев отсрочки. Вот, пожалуйста, чек от самого должника.

Ей нелегко было уклоняться от встречи с ним, это требовало больших ухищрений и труда. Она начала ходить за покупками на дальний рынок, а на улице глядела во все глаза и видела зорче, чем все остальные.

Потом Лолла снова «подумала», а подумав, усомнилась в правильности своего поведения. Точно ли она вела себя разумно? Она еще много должна, да вдобавок на ее попечении осталась мать. К тому же был риск, что в любой день история с фальшивой распиской может выйти на свет. И вот однажды, подстроив так, чтобы встретить на улице Бродерсена, она уже знала, как ей поступить.

Какое-то мгновение казалось, будто он хочет свернуть в сторону, избежать встречи как человек обиженный и оскорбленный, но она помахала ему и остановила.

Зорко оглядевшись по сторонам, она сказала ему вполголоса:

— Я все время так тревожилась, вы знаете из-за чего. Рыдала день и ночь, вы ведь знаете, довольно самой малости, и беда случится.

— Да.

— Но теперь опасность наверняка миновала.

Внимательно оглядевшись по сторонам, она тихо произнесла:

— Здесь я больше ничего не могу сказать, но я приду к вам вечером, если вы пожелаете.

Он сперва пробормотал, что она уже много чего сулила и обещала, но скоро сдался. И хотя вообще-то он держал путь на кладбище, к могилам обеих жен, тотчас повернул домой, чтобы навести там порядок.

Вечером она пришла. И была ласковая, и красивая, и отважная.

— Я не надела новое платье, — заявила она. — Я на это не решилась.

— Пустяки, — сказал он.

— А теперь слушайте: я думаю, что у меня все в порядке.

— Вот видишь! Так я и знал!

И, полагая, что теперь им уже ничто не помешает, начал возиться с ее пуговицами.

Она воспротивилась.

— Но я так долго тебя ждал. Один раз, единственный — и потом ты исчезла.

— Да, ваша правда… но неужели вы не можете забыть тот единственный раз?

Оказалось, что не может.

— Значит, все, что мы тогда делали, для вас незабываемо?

В ответ он только кивнул, что, мол, да, незабываемо.