Онлайн книга «Сумерки зимы»
|
– Тебя ведь порезали, разве нет? Так говорят. Пырнули ножом. – Если Тремберг и считала себя воплощением деликатности, на этот раз она тщательно скрыла эту свою черту. – Ударил наотмашь, скорее, – тихо поправил ее Макэвой. – Такой рубящий удар, справа и сверху. Тремберг резко выдохнула. Подавила желание выругаться. Наморщила лоб. – Как Дафну? Макэвой кивнул. Эта мысль возникала и у него самого. Он-то знал, что прежде, чем сердце девушки перестало биться, она испытала боль. Странную ледяную боль. Что сперва ее охватила тупая агония, а затем все потонуло в мареве. Что этот кошмар она пережила наяву. Тремберг ждала продолжения. Напрасно. – Сержант? – подтолкнула она. – Что? Хелен выразительно воздела руки. – Признай, собеседник из тебя никчемный. Макэвой посмотрел на часы. Всего восемь минут прошло, а она уже разочаровалась в его компании. – А ты не подумала, что мне не нравится эта тема? – Не-а, – улыбнулась она. – Хотела первой тебя расколоть. Макэвой от недоумения приподнял брови. – Да не парься ты, ставок никто не делал. Просто профессиональная гордость. Следователь ведь должен уметь выбить признание, а с тобой никто справиться не может. – Ты что, хочешь сказать, что народу любопытно? – А то. Ты у нас личность загадочная, а любая загадка требует разгадки. – Загадочная личность? – Посуди сам, сержант. Здоровый как шкаф, красотка-жена, которая пакует на ланч деликатесы, сын, который считает отца суперменом. Ну и еще малость – история с Дугом Роупером и всей прошлогодней кутерьмой. Уголовку разгоняют на все четыре стороны, а тебя с пустячным ножевым ранением отправляют в дорогую частную клинику где-то в Шотландии. И ты считаешь, никого не интересуют подробности? – Никто не спрашивал, – выдавил Макэвой. – К тому же загадочность мне к лицу. – Ага, ты возвел ее до высокого искусства, – рассмеялась Тремберг. – Жена будет рада услышать такое обо мне. Думаю, она видит во мне эдакого бунтаря, который в темных переулках сражается со злом. Пусть и прекрасно знает, что последние десять месяцев я ковырялся с базами данных и был на подхвате. И к твоему сведению, я вовсе не претендую на роль одинокого воина добра. – Хочешь сказать, она это сама придумала? Макэвой посмотрел в глаза напарницы, пытаясь понять, потешается она или, наоборот, восхищается тем, что жена его так любит. Погадал, а есть ли кто у самой Тремберг? Может, у нее сердце разбито? Где она живет, чем дышит и почему пошла работать в полицию? И понял, что ровным счетом ничего о ней не знает. Ни о ком из них. – Когда мы стали встречаться, Ройзин была совсем девчонкой. А я помог ей разрешить кое-какие проблемы. Так что убеждать ее даже не пришлось. Они еще немного посидели в молчании. Макэвой был рад, что вовремя прикусил язык. Что не выложил правду о своих сомнениях – не вышла ли Ройзин за него из одной лишь благодарности и что когда-нибудь чувство это в ней притупится. – Кое-какие проблемы? – переспросила вдруг Тремберг. – Ее семья была из перекати-поле. – Макэвой отвел взгляд. Нет, он не стыдился этого признания, он знал, что Ройзин нисколько бы не обиделась, но ему было неловко обсуждать столь личные темы. А потому проще было не встречаться с Хелен взглядом. – Цыгане? – Тремберг была явно заинтригована. – Если угодно, – согласился Макэвой. – Лучше уж так, чем «бродяги». – И что же случилось? – Это давно было. Я только закончил стажировку… – Где? – спросила Хелен, подталкивая его, как профессиональный дознаватель. – Полиция Камбрии. На самой границе [17] . – И что? – Приезжие разбили лагерь на фермерском поле по дороге в Брэмптон. – Макэвой уже примирился с тем, что рассказать все же придется. – Что за место? – Милый такой городок. Сплошь тори и пожилые дамы с синими волосами, которым нашествие чужаков пришлось не по нутру Мы с сержантом отправились туда поболтать с прибывшими. Рассказать им о какой-то сверхважной охраняемой зоне на задворках Карлайла. В общем, нам ответили, что солнце не успеет зайти, а их и след простынет. Довольно приятные люди. Может, с полтора десятка фургонов и ребятня повсюду. Ройзин, наверное, тоже там была, я не видел. Тремберг внимательно слушала. – Значит, любовь с первого взгляда? – Она еще ребенком была! – Шучу, сержант. Боже ты мой. Макэвою почудилось, что интерес Хелен вдруг пошел на убыль, но он только-только разогнался. Более того, теперь ему хотелось выложить всю свою историю. – Они никуда не уехали. Напротив, к ним подтянулись еще бродяги. Скверная компания. Хозяин фермы двинул туда спросить, что им тут понадобилось. Его избили. Достаточно сильно, чтобы разозлить фермерских работников. Они решили поквитаться, и наткнулись на Ройзин с сестрой, когда те возвращались с покупками. Макэвой умолк. Тремберг следила, как он сжимает солонку. Как белеют костяшки его пальцев. – Даже не знаю, чем бы все кончилось, не окажись я таким тупицей. – Как это? – Я обронил в цыганском лагере свой учебный блокнот. Сержант отправил меня за ним, одного. И конечно, я заблудился. Вырулил на проселочную дорогу в паре миль от лагеря, сдал задом в просвет между кустами, чтобы развернуться, и уткнулся взглядом в покосившийся сарай. Дыры в крыше. Следы давнего пожара. И пара машин у входа. Что-то зацепило меня. К чему оставлять тачку в таком месте? Не знаю, что я там думал. Просто почувствовал, творится неладное. Поэтому вырубил мотор и только тогда услыхал крики. – Господи! – Полагалось вызвать подкрепление, – сказал Макэвой, катая солонку между ладонями, – но было ясно, что времени нет. Мозги я не включал, выскочил из машины и кинулся в сарай. Накрыл с поличным. Парней с фермы. Они улюлюкали, хохотали, развлекались по полной. – Господи, – повторила Тремберг. – Тут я и дал себе волю. Тремберг ждала продолжения, но рассказ был окончен. Макэвой сидел без движения, обычно румяное лицо сделалось мертвенно-серым. Хелен спросила себя, рассказывал ли он об этом хоть кому-то прежде. Погадала, что этот громила сотворил с разгулявшейся деревенщиной. Здоровенный, а голос тихий, лицо в шрамах, и волосы по-детски непослушные, жену любит больше жизни… Хелен почти устыдилась своих смешков, с какими встречала шуточки коллег в его адрес. Она оглядела тарелку и убедилась, что ничего съестного на ней на осталось. И подумала: что бы ни сотворил Макэвой в том сарае, она не будет судить его с той строгостью, с какой он явно судит себя сам. |