Книга Вещий Олег, страница 25 – Борис Васильев

– Это ловушка…

Рогхард поднял руку, и Орогост примолк.

– Ловушки ставят на тропах зверя, а кто мог знать о твоей тропе? Ты обижен, Орогост, а обида – самый плохой советчик. Варяги Рюрика сопровождали золото своего конунга, но почему-то задержались, и ты вклинился между Олегом и ними.

– Варягов вел сам Вернхир. Я успел его узнать, конунг.

– Вот. – Рогхард поднял палец. – Это означает, что обоз был бесценен, а палач прав и ни в чем не повинен. Я не отдам его на твои копья, он еще пригодится.

Орогост угрюмо молчал. Он понял, что конунг прав, что Клест неповинен в его неудаче, но боль от Олегова меча не стала легче.

– Что Олег ценит выше золота, выше жизни и даже выше клятвы? Друга, жену, детей?

– Он слишком молод, чтобы быть мужем и отцом.

– Не бывает кольчуги без слабого звена, – задумчиво произнес Рогхард. – Не бывает… Пошли толковых соглядатаев в Старую Русу, Орогост, пусть вынюхивают след. Палач говорил мне о какой-то женщине – то ли славянке, то ли русинке. Может быть, о ней что-либо слышали в Старой Русе.

– Я понял тебя, конунг. Исполню немедля.

– И еще. Когда отдохнешь, подбери хороших лазутчиков и отправляйся на границу. Под Изборск, он сейчас выморочный. И пусть твои люди хватают всех русов, кем бы они ни были. Чтобы сплести веревку для Олега, нужны нити, Орогост.

А на другой день после этого разговора к Сигурду впервые пришла Неждана с мазями и настоями. И он, счастливый, под большой тайной поведал ей, что едет послом в Смоленск вместе с ее дядей Перемыслом.

– В дар мы отдадим кривичам Изборск.

Неждана так сдавила ему пальцы, что он невольно охнул.

Растяжение у Олега прошло быстро, но и во время лечения он не терял времени. Он отправил Ландберга к корелам и финнам, а Гуннара – к чуди и веси набирать добровольцев; велел Годхарду с товаром идти в Киев под видом купца, узнать там, что удастся, и срочно возвращаться. Хальвард уже рассылал своих лазутчиков к радимичам и северянам, и только Смоленское посольство застряло из-за десницы Сигурда.

– Ждите, когда Неждана даст согласие, – упрямо повторял конунг.

Обеспокоенный задержкой Перемысл навестил племянницу.

– Если бросить лечение, рука отсохнет, – твердо сказала Неждана. – Пестун княжича с отсохшей рукой – тебе нравится такой пестун, уйко [7] Перемысл?

– Мне не нравится, что теряем время. Хальвард уговорил конунга задержать Годхарда, ты задерживаешь Сигурда. А весна бурная, каждый день на счету.

Он уже собирался уходить, когда Неждана тихо спросила:

– Уйко Перемысл, верно ли, что вы отдадите Изборск кривичам?

– Кто сказал тебе об этом? – нахмурился Перемысл.

– В доме – добрые духи.

– Добрые духи разносят тайны своего конунга?

– Не сердись, уйко Перемысл. – Неждана ласково погладила его руку. – В Пскове ты спрятал единственного мстителя за свою сестру и мою мать. Если кривичи доберутся до него…

– Его никто не найдет. Он давно женат на славянке, и его давно зовут Ратимилом. Оставь все страхи. Он нанесет удар, когда конунг Олег уведет нас из Старой Русы. Не раньше. – Перемысл двинулся было к дверям, но остановился. – Конунг потакает тебе, и ты стала очень своенравной. Но запомни: я – старший твоего рода, Неждана, и я знаю имя твоего доброго духа, нашептавшего об Изборске.

– Уйко Перемысл… – Неждана вдруг начала краснеть.

– Я подумаю.

Когда Перемысл, больше озабоченный тем, что тайна совета Малой Думы стала известна племяннице, чем судьбой Ратимила, шел по переходу, его нагнал гридин.

– Конунг повелел найти тебя, воевода.

Перемысл свернул к покоям Олега, но стража сказала, что конунг в тайной комнате. Воевода знал ее. Это была не пыточная, а как бы предпыточная: здесь проводились тайные допросы. Войдя, увидел сидевшего в кресле Олега, неизвестного простолюдина перед ним на коленях и Хальварда у маленького зарешеченного оконца.

– Люди Хальварда отловили эту гадину, – брезгливо вымолвил Олег. – Это – рус, сбежавший от меня к рогам. Он расспрашивал обо мне.

– Что я должен сделать, чтобы ты простил меня, конунг? – робко вопрошал соглядатай. – Я хочу вернуться к жене и детям.

– Ты увидишь смерть своей жены и своих детей, если не скажешь, с какой целью тебя прислали. – Хальвард говорил, выделяя каждое слово. – Два дня с тебя не спускали глаз, я знаю все твои вопросы. Теперь конунг хочет услышать твои ответы. Кто тебя послал в Старую Русу?

– Никто. Я… Я сбежал от рогов. Я тосковал по семье.

– И за два дня ни разу не спросил, живы ли твои дети. Так кто же тебя послал? Ты знаешь, что третий раз конунг не спрашивает, дальше спрашивает палач.

– Орогост, – тихо признался перебежчик, опустив голову.

– Что ты должен был выведать?

– Не пропадала ли пять лет назад славянка или русинка и как ее имя.

– Откуда роги знают, кто у нас пропал пять лет назад?

– Не знаю. Клянусь Перуном, не знаю. Говорили… Дружинники Орогоста говорили, что к рогам перебежал палач самого Рюрика. Они хотели поднять его на копья.

– За что же они хотели поднять на копья перебежчика?

– Слышал, что он заманил их на Ильмень под мечи варягов.

Олег и Перемысл переглянулись. А Хальвард спокойно вершил привычное дело: допросы лазутчиков и пленных.

– Но так и не подняли?

– Конунг Рогхард запретил его трогать.

– За какую услугу?

– Не ведаю. Знаю, что… – Перебежчик замолчал.

– Что ты знаешь?

– Из Полоцка в Киев ушло посольство во главе с самим Рогдиром. И еще… Я буду жить?

– Ты не на торгу. Ты – у конунга русов, которому изменил. Твоя смерть может быть либо мучительной и медленной, либо скорой и безболезненной. Выбирай.

По лицу перебежчика текли слезы. Он боялся пошевелиться, боялся утереть их. Но молчал.

– Выбирай, – сурово повторил Хальвард. – Третий раз конунг не спрашивает никогда, ты знаешь наши обычаи.

– Я должен был выведать, кто конунгу Олегу дороже всех.

– Увести, – приказал Олег. – Приковать к стене, не спускать глаз.

Хальвард позвал стражу, ушел лично удостовериться, как будет исполнено повеление. Конунг и Перемысл остались одни.

– Рогхард хочет схватить меня за сердце, – угрюмо сказал Олег. – Проверь окружение Нежданы и усиль ее стражу.