Онлайн книга «Жестокий век»
|
– Твоего дяди, великий нойон, Даритай-отчигина. Меня зовут Кишлик. – Он приподнял голову, по испуганному лицу катились капли пота. – Встань, Кишлик. Ты чего так напугался? Мы не враги. Один живешь? – С женой, великий нойон. – А в той юрте кто живет? – Тоже пастух стад твоего дяди. Бадай его имя, великий нойон. – У тебя есть кумыс, Кишлик? – Кумыса нет. Но есть кислый дуг. – Кишлик вскочил на ноги, заглянул в юрту, тихо позвал: – Бичикэ, иди сюда. Сам побежал к роднику, раздвинул траву, выволок из воды бурдюк, притащил к юрте. – Хороший дуг, великий нойон, холодный, зубы ломит. Бичикэ! Жена Кишлика вышла из юрты с рогом в руке, наклонилась, нацедила напитка, подрагивающей рукой протянула Хасару. Дуг был и в самом деле холодный. Хасар пил с остановками, цокал языком. Нукеры жадно смотрели на него, облизывали пересохшие губы. – Еще! Бичикэ снова наполнила рог, подала. Широкий рукав халата скатился, обнажив не тронутую загаром руку с мягкой, шелковистой кожей. С руки Хасар перевел взгляд на лицо Бичикэ. Оно рдело от смущения, но в глазах была не робость – любопытство. И еще была в ее лице какая-то влекущая к себе свежесть. Хасар хмыкнул, запрокинул голову, широко разинул рот и, как в ведро, вылил дуг из рога. Бичикэ удивленно ахнула, засмеялась, но тут же зажала ладонью рот. Хасар улыбнулся, положил руку на ее плечо. – Дай попить моим молодцам… И приготовь хороший ужин. – У нас ничего нет, кроме твердого, как камень, хурута, – сказал Кишлик. – Из чего моя жена приготовит хороший ужин? Муравьи ползали по его босым ногам. Кишлик одной ступней почесывал другую, встревоженно посматривал на Хасара. – А тот, Бадай, кого пасет? – Хасар кивнул в сторону чернеющей вдали юрты. – Овец. – Вот и вези овцу. Да, считал ли кто-нибудь овец и этих кобылиц? – Не знаю… – Ну, поезжай… Хасар зашел в юрту, снял тяжелый пояс с оружием, лег на постель из невыделанных шкур. Тут было немного прохладнее, чем под горячим солнцем. Лениво потянулся, позвал: – Бичикэ! Она вошла в юрту. Хасар велел снять с его ног гутулы. Обхватив одной рукой носок, второй – запятник пропыленного гутула, она потянула на себя. Гутул сидел туго. Босыми ногами Бичикэ твердо уперлась в землю, литые икры напряглись, влажные губы приоткрылись. Сильна, ловка, красива… Стянув гутулы, она вытерла капельки пота с лица, подняла на него глаза, молча спрашивая позволения уйти. – Подожди, Бичикэ… Теперь сними халат. Она склонилась над ним, нерешительно взялась за полу. Хасар засмеялся. – Не мой. Свой халат сними. Цветком степного мака вспыхнули уши Бичикэ. Он схватил ее за руки, притянул к себе. Бичикэ упруго, как большая, сильная рыбина, рванулась и отлетела в сторону. Вскочила с резвостью сайги на ноги, попятилась к выходу. – Стой! Бичикэ остановилась. Глаза ее стали широкими от испуга. В повороте головы, во всем чуть согнутом теле угадывалось желание сорваться, бежать без оглядки. Хасара забавлял ее испуг, влекла к себе упругая сила молодого тела, но было очень уж жарко, и он знал, что никуда она не убежит. Милостиво разрешил: – Иди. Вечером Хасар с нукерами сидел у огня. Бичикэ подавала мясо. Хасар косил на нее веселым глазом, прижмуривался, озорно шутил. Бичикэ будто не замечала его взглядов и острых шуток, ни разу не улыбнулась, двигалась настороженно, все время поглядывала на мужа. А Кишлик, в своем драном халате похожий на потрепанную ветром ворону, сгорбившись, ходил вокруг огня. – Ну что ты кружишь? – спросил его Хасар. – Садись с нами, ешь и пей. Кишлик покорно сел к огню, но есть не стал. Хасар потрепал его по спине. – Богато живешь, пастух Кишлик. – Как все. Не лучше других. – Скромный! А может, не ценишь своего богатства? – Какие у меня богатства, великий нойон? Мы не голодны, и хорошо. – А Бичикэ? Такая жена много стоит. Я бы хотел, чтобы такая женщина прислуживала у порога моей юрты. Хочешь, дам за нее коня с седлом. – Не хочу, великий нойон. Бичикэ для меня… – Кишлик не смог подобрать слова, запнулся, развел руками. – Какой несговорчивый! – благодушно забавлялся Хасар. – Смотри, прогадаешь. Ну ладно, я дам тебе коня с седлом и пленную татарку. – Не надо так шутить! – взмолился Кишлик. – Успокойся, – сказал Хасар. – Может быть, твоя Бичикэ ничего не стоит, только с виду… Может быть, она мне и даром не нужна. Ты поезжай к Бадаю, который пасет овец, скажи: утром буду у него. Пусть встретит как следует. Там и ночуй. – Мы поедем вместе с Бичикэ? – Кишлик резво вскочил на ноги. – Нет, она останется тут. Хасар отодвинулся от огня, лег головой на седло. На степь опускались сумерки. Еле ощутимое движение воздуха несло прохладу. Днем Хасар поспал и сейчас чувствовал во всем отдохнувшем теле бодрость, радовался предстоящей ночи с влекущей к себе новизной… Кишлик все еще стоял, беспомощно оглядываясь. – Иди! – прикрикнул на него Хасар. Взяв уздечку, тяжело передвигая ноги, Кишлик ушел, растворился в сумерках. Нукеры укладывались спать. Хасар поднялся, поманил Бичикэ пальцем и, когда она подошла, подхватил на руки, легко поднял, понес к юрте. Она коротко вскрикнула, забила руками и ногами. Из сумрака выскочил Кишлик, упал на колени, пополз, хватаясь за его гутулы. – Не делай этого, великий нойон. Не топчи моего очага. У тебя есть все, у меня – только Бичикэ. Не делай этого… Толкнув Бичикэ в юрту, Хасар обернулся, легонько пнул Кишлика. – Глупый харачу, ты хочешь, чтобы я сам готовил себе постель? Поезжай. Нукеры, проводите этого дурака! Встречный ветер выжимал из глаз Кишлика слезы, размазывал по щекам. Кобылица распластывалась в беге, но он беспрестанно бил ее по боку концом повода. Курень его хозяина стоял недалеко, и Кишлик прискакал в него, когда там еще не спали. Не дослушав его сбивчивого рассказа, Даритай-отчигин охнул, забегал по юрте. – Пропала моя голова! Что сделает со мной Тэмуджин за укрытый от его глаз табун? Вечное синее небо, огради меня от гнева его безудержного! – Я останусь без жены… Защити… |