Онлайн книга «Жестокий век»
|
– Ты собираешься в поход? Но твой враг Кучулук убит. – Кучулук убит, но жив халиф багдадский. – Халиф?! – Халиф, – спокойно подтвердил он, радуясь испугу, мелькнувшему в ее глазах. – Но, сын мой, не превышаешь ли ты дозволенное богом? – Дозволенное богом превышает халиф, и я покараю его. Меч аллаха – в моих руках. Теперь он был сильнее матери. Он уступил ей и ее кыпчакам, и они должны уступить тоже. Еще не известно, кто выгадывает больше. – Высочайший, – шейх прижал к груди руки, – в мире столько неверных. Утвердив среди них законы ислама, ты стяжаешь славу великого воителя за веру. Зачем тебе халиф? – Молчи, шейх! – грубо сказал шах. – Я караю неверных, а твой халиф сносится с моими врагами, понуждая их нападать на мои владения. Будет так, как я сказал! – Имамы, величайший, будут против этого, – тихо сказал шейх. – Пусть только посмеют! Он поднялся и ушел в свои покои. Велел позвать Джалал ад-Дина. Сын пришел насупленный. – Я ничего не понимаю… Какие-то люди сегодня не позволили мне переступить порог. Мне, твоему сыну! – Голос его задрожал от негодования. – Или я чем-то прогневил тебя? – Нет, сын. Но ты больше не наследник… – Шаху было стыдно смотреть в лицо сыну, он гнул голову, сплетал и расплетал пальцы. – Постарайся понять меня, сын. Глухим голосом рассказал о том, что произошло. – Собаки! – бросил сквозь зубы Джалал ад-Дин. – Спасибо, отец, за твои честные слова. Я, конечно, огорчен. Но – аллаху ведомо – остаюсь твоим самым верным воином. Рука шаха легла на плечо сына, пальцы слегка сжались. В этом движении была невысказанная благодарность, молчаливый призыв к терпению и тайное обещание перемен. Как шах и ожидал, посол из Багдада возвратился ни с чем. Ввести хутбу с его именем халиф отказался. Он прислал своего посла. Мухаммед заставил его томиться почти полдня в ожидании приема. Сам пришел в покои приемов в домашней одежде, выказывая этим пренебрежение к послу халифа. Его эмиры, имамы, хаджибы сидели на ковре, а посол, араб, черный, как аравийская ночь, сверкающий золотым шитьем одежд, стоял на ногах: шах «позабыл» предложить ему сесть. Шейх Меджд ад-Дин Багдади посматривал на шаха то с мольбой, то с тайной угрозой. – Я послан владыкой правоверных всего мира, чтобы напомнить тебе, хорезмшах Ала ад-Дин Мухаммед, хадис40 священного пророка, – сказал по-арабски посол и замер в ожидании. Хадис пророка надлежало выслушать на коленях. Поборов гнев, Мухаммед встал с трона, опустился на колени, и посол начал говорить: – Пророк заповедал правоверным оберегать благородный дом Аббаса41. Кто причинит вред аббасидам, того аллах лишит своего покровительства. Он говорил долго, и шах стоял на коленях, смотрел на остроносые сапоги посла. Наконец араб умолк. Шах сел на трон, угрюмо усмехнулся. – Я тюрок и плохо знаю ваш язык. Но смысл хадиса понял. Я не причинял вреда ни одному из потомков Аббаса, не старался им сделать дурное. Мне ведомо совсем другое. Многие родичи халифа, такие же потомки Аббаса, как и он сам, пребывают в заточении, там они плодятся и множатся. Если бы высокочтимый посол напомнил этот же хадис самому повелителю правоверных, было бы лучше и полезнее. Его имамы стыдливо прятали глаза. «Погодите же, вы еще не то услышите!» – Верность повелителю правоверных – основа ислама, – напомнил посол. – Нарушивший ее бросает на ветер веру. – Сам халиф может не следовать заветам пророка? Или, может быть, ты станешь утверждать, что он не держит в заточении потомков Аббаса? – Халиф – верховный толкователь истин веры, и потому он может и должен для блага ислама заточать в подземелье любого из живущих на земле. – Пусть же он попробует заточить меня! Вскоре после отбытия посла он собрал имамов своих владений. Соглядатаи донесли, что шейх Меджд ад-Дин Багдади встречал почти каждого имама и вел с ними тихие разговоры. Какие это были разговоры, шах догадывался. И был готов ко всему. Имамы расселись на ковре перед троном, раскрыли священные книги. – Учителя и наставники правоверных! Полагаюсь на суд вашей справедливости – да сделает аллах ваш ум ясным и беспристрастным! – Шах говорил негромко, медленно, желая, чтобы каждое слово его было хорошо и правильно понято. – Скажите мне, если повелитель, кладущий всю свою славу, всю доблесть своих воинов на то, чтобы торжествовало слово пророка, чтобы пали враги истинной веры, видит, что владыка правоверных мешает ему в истолковании заповедей пророка, может ли он терпеливо сносить это? Может ли повелитель мириться с тем, что халиф пренебрегает главной своей заботой – охранять, расширять пределы ислама, вести священные войны для обращения в истинную веру и обложения данью неверных? Шах замолчал, собираясь с мыслями. Шейх Меджд ад-Дин Багдади поднялся, поклонился ему. – Величайший из государей исламского мира, залей огонь гнева водой смирения. Халиф – эмир веры, кто дерзнет бросить в него гордость праха сомнения? – Я тебя о чем-нибудь спрашиваю? – Шах упер в него бешеный взгляд. – Ты спрашиваешь всех нас. – Всех! Но не тебя! – Великий шах… – Я – шах! Я – великий! – закричал он. – А кто ты? Как смеешь учить меня, ничтожный! Как смеешь мутить светлый разум достойных! Шах хлопнул в ладоши. В боковую дверь протиснулся «богатырь мира» Джехан Пехлеван. Увидев палача, шейх вздрогнул. – Ты не посмеешь!.. – Возьми его. Он твой. Джехан Пехлеван медленно приблизился к оцепеневшему шейху, по-детски улыбаясь, протянул длинные, обросшие черными волосами руки, ухватил за воротник халата, осторожно потянул. Шейх уперся ногами в ковер, ударил палача по рукам. Тот рванул его к себе. С треском лопнул халат на спине шейха, упала, размоталась чалма. Кинув свою жертву на плечо, будто мешок с шерстью, Джехан Пехлеван вышел. За дверями шейх пронзительно вскрикнул. И крик тут же оборвался. – Аллах простит ему все его прегрешения! – Шах молитвенно сложил руки, закатил под лоб глаза. Имамы смотрели на чалму, змеей пересекшую цветастый ковер. Из решетчатых высоких окон струился свет, в нем кружились, сшибались, разлетались золотые пылинки. – Шейх своим преклонением перед ничтожнейшим из халифов давно заслужил смерть. Но я был терпелив. Не думайте, что я хотел этой казнью устрашить вас, мудрые толкователи истин веры. – Про себя усмехнулся: думайте об этом и бойтесь. – Полагаясь на свою совесть и откровения пророка, скажите мне, достойные наставники, могу ли низложить владыку веры, если он пребывает в темнице собственных заблуждений? |