Онлайн книга «Головокружение»
|
Лежа в своей палатке и завернувшись в спальник, я посмотрел на часы. Четыре часа утра. А во Франции должно быть около одиннадцати вечера. Снаружи завывал ветер, хлопья снега били в стенки палатки. На этой высоте лета просто не бывает. Макс как ни в чем не бывало явился поздно. Он громко храпел. А я все размышлял и никак не мог опять заснуть. Голова болела. На высоте трех тысяч метров логика рассуждений ослабевает и вопросы, которые «зацепили» наше сознание, становятся навязчивыми идеями. Франсуаза стала важнее, чем восхождение, к которому мы так долго готовились. Впервые за всю мою взрослую жизнь я отодвинул гору на задний план. Это было неопровержимым доказательством того, что сердце мое задето очень глубоко. Мне захотелось немедленно оценить свои шансы в отношении Франсуазы. Стараясь не шуметь, я отцепил перчатки и фонарь от горизонтальной штанги палатки, влез в ботинки, надел штормовку и, сжав зубы, расстегнул палатку. Макс повернулся на другой бок, но не проснулся. Сейчас даже лавина, пожалуй, не смогла бы его разбудить. Я застыл у входа от ударов ветра и ледяной крошки, потом, прикрыв рукой горло, пригнулся и ринулся в темноту. Фонарь ничего не давал, он освещал только хлопья снега, которые били меня по щекам. Видимость была не дальше трех метров, в прогнозе погоды указывали неспокойную ночь. Снег скрипел под ногами, и я окончательно заледенел, пока нашел наконец палатку связи. С огромным облегчением запахнув вход у себя за спиной, я стянул перчатки и подышал на замерзшие руки. Дорого бы я дал сейчас за чашку обжигающего чая шерпов. Спутниковый телефон, с помощью которого американцы транслировали свой бортовой журнал, стоял передо мной на складном стуле. Тип, дремавший рядом, приоткрыл глаза, и я, приложив палец к губам, шепнул ему по-английски, что мне надо позвонить во Францию, чтобы справиться в больнице о состоянии больного. Сон сморил его раньше, чем я закончил фразу. Со сжавшимся горлом я набрал номер Франсуазы. В трубке раздался ее сонный голос, и сердце у меня отчаянно забилось. – Франсуаза? В трубке вздохнули. – Макс? Это ты, Макс? Разговаривая по спутниковому передатчику, надо было ждать после каждой фразы. Между вопросом и ответом проходило несколько секунд. – Это Жонатан. Я почувствовал в трубке панику. – Как – Жонатан? Что? Не говори мне, что… – Да нет, нет! Все в порядке, успокойся. Я себя чувствую идиотом, просто мне хотелось тебе позвонить. – Позвонить мне? Но… но зачем? – Мне хотелось убедиться, что тот поцелуй… Тот поцелуй в аэропорту не был ошибкой. – Поцелуй?.. Жо, ты ненормальный. Ты спятил, если мне звонишь. Это ты понимаешь? В ее голосе слышался страх. Голос дрожал. – Прошу тебя, скажи хотя бы, что Макс не знает об этом звонке. – Почему, Франсуаза? Ты так его боишься? При чем тут он? Или ты мне не все сказала? – Жо, пожалуйста… – Макс спит. Ты мне не ответила… Этот поцелуй… – Что ты хочешь, чтобы я тебе сказала? У меня сжалось сердце. Стенки палатки ходуном ходили от порывов ветра. – Всего несколько слов. Тех, что я хочу услышать. И я повешу трубку. Мгновенное замешательство, и этот миг тянулся целую вечность. Мне стало страшно. Сейчас могла рухнуть моя жизнь. – …Жо… ты живешь в воображаемом, каком-то детском мире и все видишь в розовом свете. Это твои губы в аэропорту приблизились к моим, а не наоборот. Я принадлежу только одному мужчине. У меня внутри все разорвалось в клочья. Меня душила злость, и я не смог удержаться: – А ты знаешь, чем занимается твой Макс, пока ты там ждешь его в одиночестве? – Нет, и не хочу знать. Зато знаю, что, несмотря на все свои выверты, Макс меня любит. – Но он все время смотрит на сторону! Все время! Послушай, Франсуаза. То, что со мной происходит, похуже горной болезни. Я влюбился… Она вздохнула и сказала каким-то упавшим голосом: – У нас с Максом будет ребенок, Жо. И этот ребенок нас сблизит. Я укусил себя за руку, на глаза навернулись слезы. Хотелось завыть, но я не завыл, конечно. Не проронил ни звука. – …Я очень сожалею, что ты воспринял мой поцелуй как нечто большее, чем проявление дружбы. Не звони мне больше, Жо… Не сердись. Единственный мужчина… – И она повесила трубку. Телефон так и остался у меня в руке, а вокруг все рушилось. Опустошенный, совсем без сил, я вышел в буран. И в тот момент, как я наклонился, донизу застегнув полог, сердце у меня забилось. Там, прямо под ногами, я увидел свежие следы. Кто-то топтался возле палатки. Задохнувшись, я обернулся. За мной темнела чья-то тень. Среди ночи, в мельтешении снежных хлопьев ничего не было видно. Я так и не разглядел, кто это был. В темноте блеснул металл. Один раз, другой… Все закружилось, я упал. Очнулся я в тепле столовой, до пояса завернутый в одеяла. Был уже день. Меня окружали обеспокоенные загорелые лица. С десяток американцев, тайцев и французов из других групп. Макс сидел на краю моего коремата и ласково гладил меня по лбу. – Думаю, что с вершиной на этот раз покончено, – сказал он, улыбаясь. Я приподнял голову. Вокруг пахло антисептиком. Мне на грудь была наложена давящая повязка. – А что… А что случилось? – Парень из американской экспедиции вышел отлить и нашел тебя лежащим на снегу. Тебе еще повезло. Еще час – и ты бы окончательно замерз. Похоже, тебя ударили ледорубом. Но тебе и второй раз повезло: ни один из жизненно важных органов не задет. Я потрогал повязку и поморщился от боли. – Следы на снегу, – прошептал я. – Все занесло метелью. У тебя есть хоть какие-то соображения, кто это мог быть? Конечно, у меня были кое-какие соображения. Я пристально посмотрел на Макса. Это лицо я знал наизусть, каждая его черточка хранила отпечаток последних лет, проведенных вместе. Найти на нем хоть малейший признак лжи не получалось. И все-таки я знал, что он врет, что он и есть человек с ледорубом. Кто еще мог бродить вокруг палатки в такой час? И кто еще мог злиться на меня до такой степени, чтобы хотеть убить? Я вспомнил, какое лицо было у Франсуазы в аэропорту. А вдруг Макс догадался о наших встречах? Вдруг он интуитивно почувствовал, что меня тянет к его женщине, почувствовал, что я ее целовал? Он импульсивен и властолюбив. Ему должно принадлежать все на свете, даже горы. Я провел пальцами по растрескавшимся губам: – Я тоже вышел отлить, а в метели заблудился и оказался рядом с палаткой связи. Там меня и ударили… Наша палатка недалеко. Ты ничего не слышал? |