Книга Я - Малала. Уникальная история мужества, которая потрясла весь мир, страница 65 – Малала Юсуфзай

– Господи, я вверяю ее Твоей милости, – прошептала она. – Мы отказались от охранников, потому что уповали на Твою защиту. Жизнь моей дочери в Твоих руках, Ты один волен решать, жить ей или умереть.

В вертолете меня начало рвать кровью. Отец пришел в ужас, сочтя это признаком внутреннего кровотечения. Надежды его таяли с каждой минутой. Но госпожа Мариам заметила, что я пытаюсь вытереть рот концом платка.

– Она приходит в сознание! – закричала она. – Это хороший знак!

Наконец мы прибыли в Пешавар. Сопровождавшие меня думали, что нас доставят в больницу «Lady Reading», где работал прекрасный нейрохирург доктор Мумтаз. Вместо этого нас отвезли в Объединенный военный госпиталь, самый большой госпиталь в Пешаваре, основанный еще во времена британского правления и рассчитанный на 600 койко-мест. Госпиталь этот постоянно реконструировался и расширялся. Пешавар – ворота Федерально управляемых племенных территорий, и с тех пор, как в 2004 году в этих краях начались вооруженные столкновения между армией и боевиками, госпиталь был постоянно переполнен. Здесь получают помощь раненые солдаты и жертвы терактов. Как и большинство госпиталей в нашей стране, он окружен высокими бетонными стенами, и для того, чтобы попасть на его территорию, нужно пройти через контрольно-пропускной пункт. Все это – необходимые меры предосторожности против террористов-смертников.

Меня незамедлительно направили на отделение интенсивной терапии. Часы над постом медсестер показывали, что сейчас всего пять часов дня. На каталке меня отвезли в бокс, отделенный стеклянной перегородкой. Медсестра поставила мне капельницу. В соседнем боксе лежал молодой солдат, которому взрывом самодельной бомбы оторвало ногу. Помимо этого, у него были тяжелейшие ожоги всего тела. Вскоре пришел молодой нейрохирург полковник Джунаид. Отец был недоволен тем, что доктор оказался таким юным.

– Это ваша дочь? – спросил доктор.

Госпожа Мариам сказала, что она моя мать, так как боялась, что ее попросят выйти из палаты.

Доктор осмотрел меня. Я была в сознании, стонала, металась в бреду и без конца моргала, но ничего не могла сказать. Доктор зашил рану над моей левой бровью – входное отверстие пули. К его удивлению, пули не было видно на рентгеновском снимке.

– Если есть вход, должен быть и выход, – сказал доктор.

Он осмотрел мой позвоночник и обнаружил пулю, засевшую вблизи левой лопатки.

– Наверное, она сутулилась и, когда в нее стреляли, голова у нее была наклонена вперед, – заметил доктор.

Мне снова сделали компьютерную томографию. Доктор пригласил отца в свой кабинет и показал результаты исследования. Он объяснил, что сканирование в больнице Мингоры было сделано только в одной проекции. Новые снимки показывают, что положение более серьезное, чем казалось раньше.

– Видите, Зияуддин, пуля прошла совсем близко от мозга, – пояснил доктор. – Осколки кости повредили мозговые мембраны. Будем ждать и молиться. Оперировать вашу дочь сейчас не имеет смысла.

Отец был в отчаянии. В Мингоре доктора уверяли его, что моей жизни ничего не угрожает, а сейчас выяснилось, что рана очень опасная. Но если это так, зачем откладывать операцию? В военном госпитале отец чувствовал себя очень неуютно. В нашей стране, где армия много раз захватывала власть, люди относятся к военным настороженно. В долине Сват, которая долгое время находилась практически на военном положении, эта настороженность была еще сильнее. Один из друзей отца позвонил ему и сказал:

– Забери Малалу из этого госпиталя. Ей ни к чему превращаться в шахид миллат (национальную мученицу) вроде Лиаката Али Хана.

Отец не знал, как поступить.

– Я в полной растерянности, – сказал он полковнику Джунаиду. – Зачем нас сюда привезли? Я думал, что мою дочь поместят в гражданскую больницу.

Помолчав, он попросил:

– Вы бы не могли пригласить для консультации доктора Мумтаза?

– Не уверен, что он согласится, – отрезал полковник Джунаид, оскорбленный подобной просьбой.

После мы узнали, что, несмотря на свою юношескую наружность, полковник Джунаид работал нейрохирургом уже тринадцать лет и считался самым опытным и знающим специалистом в армии. Он решил стать военным врачом, идя по стопам своего дяди, который тоже был военным нейрохирургом. К тому же армейские госпитали были лучше оборудованы и обладали бо́льшими возможностями, чем гражданские больницы. Пешаварский госпиталь находился на переднем крае войны с талибами, и полковник Джунаид каждый день имел дело с огнестрельными и осколочными ранами.

– Я вылечил тысячи таких, как Малала, – говорил он впоследствии.

Но в то время отец ничего этого не знал и относился к молодому доктору с недоверием.

– Делайте то, что считаете нужным, – только и мог сказать он.

Следующие несколько часов прошли в тревожном ожидании. Медсестры постоянно следили за частотой моего пульса и прочими жизненными показателями. Время от времени я постанывала, моргала или двигала рукой. Тогда госпожа Мариам окликала меня по имени:

– Малала, Малала.

Один раз я полностью открыла глаза.

– Никогда прежде я не замечала, какие у нее красивые глаза, – рассказывала госпожа Мариам.

Я заметалась по постели, пытаясь снять с руки датчик, присоединенный к монитору.

– Не надо этого делать, – успокаивала меня Мариам.

– Госпожа, не выгоняйте меня из класса, – прошептала я, словно мы были в школе. Госпожа Мариам была очень строгой директрисой.

Поздно вечером в больницу прибыли мама с Аталом. Их привез на машине друг отца Мухаммед Фарук. В пути они провели четыре часа. Госпожа Мариам заранее позвонила маме и предупредила:

– Когда увидите Малалу, не надо причитать и плакать. Она все слышит, даже если глаза у нее закрыты и кажется, что она без сознания.

Отец тоже позвонил маме и предупредил, что надо готовиться к худшему. Тем самым он хотел защитить ее от страданий.

Встретившись, мама и отец обнялись, сдерживая рыдания.

– Доченька, Атал здесь, – сказала мама, обращаясь ко мне. – Он приехал повидаться с тобой.

Хотя братишку просили держать себя в руках, увидев меня, он заревел в голос.

– Малала так тяжело ранена, – повторял он сквозь слезы.

Мама не могла понять, почему врачи не делают мне операцию и не извлекают пулю.

– Моя смелая доченька, моя красивая доченька, – твердила она.

От Атала было слишком много шума, и в конце концов всю мою семью отвели в гостиницу при госпитале.

Тем временем у госпиталя собралось множество людей – политиков, правительственных чиновников, общественных деятелей, журналистов, – которые хотели выразить мне свое сочувствие. Даже губернатор нашей провинции был здесь; он выделил отцу 100 000 рупий на мое лечение. В нашей стране родственники умершего считают особой честью, если им выражают сочувствие представители правительства. Но моего отца только раздражало оказанное нам внимание. Все эти люди ничего не сделали, чтобы меня защитить, а сейчас ждали, когда я умру.