Онлайн книга «Северный пламень»
|
В доме оказалось еще трое перепуганных людей: две женщины и толстяк в белом фартуке, — наверное, повар. — Почему вы не защищали Марту? — набросился на него Микола, но толстяк тряс желеобразными щеками, таращил испуганно глазки и махал руками: — Нет-нет, господин, что вы! Я гражданский человек и не умею драться с этими зверьми! — Я тоже гражданский человек, но уже убил четверых, пробираясь до вас! — сверкали гневом глаза оршанского князя. — В доме есть оружие? Пастор вынес пистолет, маленький, с коротеньким стволом. С такого можно было убить, наверное, не далее, как с трех шагов… — Хорошо, хоть так. Закройте и забаррикадируйте дверь! — приказал челяди Кмитич. — Я, пожалуй, сменю платье! — Марта, стуча каблучками, убежала вверх по лестнице в свою комнату. — А вам надо починить мундир! — указал сухим пальцем пастор на разрывы в предплечьях камзола Кмитича. Сукно в самом деле было дрянь, к тому же солдат, с которого стянул одежду Кмитич, похоже был узок в плечах. — Да, вы правы, — осмотрел себя Микола. — А вы русский? — спросил пастор. — Я русский, но литвин, а не Москвин. Меня зовут… — тут Микола решил, что называть своего настоящего имени не стоит. Имя Миколы Кмитича здесь, в тылу врага, мото сыграть против него. — Меня зовут Януш Биллевич, — вспомнил он о материнской фамилии. — Из Биллевичей? — удивленно округлил белесые глаза пастор. — Знатная фамилия. Герда! — крикнул он служанке. — Свари господину Биллевичу кофе! И дай поесть что Бог послал! Кмитич уже скинул мундир, а какая-то женщина, видимо, служанка пастора, принялась его зашивать. Повар и вторая служанка по распоряжению Кмитича придвигали стол к двери… — Нужно отсидеться дома! — говорил Кмитич, заряжая свои пистолеты. — У меня два пистолета и шпага. У вас еще один пистолет. Отобьемся, чуть что. На улицах опасно. Сами видите — кругом пьяная солдатня. Надо переждать этот бедлам. — Фельдмаршал Шереметев взял в плен четыреста граждан Мариенбурга, — говорил Глюк, и его морщинистые руки тряслись от волнения, — нужно позаботиться о них, узнать их судьбу и уговорить отпустить их. А то их могут угнать в Москву! — Я бы этого не делал, — возразил Микола, поворачиваясь на звук шагов по лестнице. Марта, уже переодевшись, спускалась в новом платье. Она подскочила к Миколе, села рядом, обняв его за плечо. Выглядело все это несколько странно. По меньшей мере для пастора. — Вы… вы знакомы? — спросил Глюк, явно озадаченный. — Немного, святой отец, — ответил Кмитич. — Родня по линии Скавронских, — улыбнулась Марта, соврав не моргнув глазом. Впрочем, сейчас все это было совершенно не важно. В это время служанка в белом фартуке и чепце принесла фарфоровую чашку кофе на блюдце и кусок лепешки с сыром. — Словно и нет войны! — усмехнулся Кмитич. — Спасибо за еду, пан пастор! Очень кстати, я голоден, как сто чертей!.. — Надо срочно идти к графу Шереметеву, — настаивал пастор, пока Микола поглощал кофе с лепешкой, — граф Шереметев хороший культурный человек. Я его уже видел! Он поймет. Пойдемте к нему. Я не могу оставить своих граждан одних. — Хороший человек? — усмехнулся Кмитич, жуя лепешку. — Видел я этих хороших, что они тут творят! — Это лишь пьяная, как вы правильно выразились, солдатня. Здесь нет никакой дисциплины, но офицеры же ее соблюдают! Если мы не пойдем к графу, то может случиться непоправимое! Мы должны ходатайствовать, чтобы наших людей отпустили! — Москали не отпустят! — отрицательно замахал своими длинными волосами Кмитич. — Они пленных угоняют в Московию, чтобы восполнить потери от войны и болезней. Так было всегда. — Всегда, но не сейчас! Царь Петр вполне нормальный европейский человек. Знаете, что рассказывают о нем? Рассказывают очевидцы, что, когда долго осаждаемая эстляндская крепость наконец была взята штурмом, раздраженные долгой осадой солдаты стали грабить ее, пока сам государь не прибежал к ним с обнаженною шпагою и некоторых из них заколол и таким образом остановил их ярость и привел в надлежащий порядок. Потом вошел он в замок, куда приведен к нему был пленный шведский комендант. Государь в гневе дал ему пощечину и сказал: «Ты, ты один виноват в том, что столько пролито крови без всякой нужды». Потом, бросивши на стол окровавленную свою шпагу, произнес: «Вот моя шпага, она омочена не эстляндской, но нашей кровью. Я удержал ею собственных моих солдат от насильства и грабежа в городе, чтобы избавить бедных граждан от кровопролития, которому они без нужды подвержены были безрассудным твоим упрямством». Видите! Солдаты любых армий ведут в захваченных городах себя одинаково плохо. — А кто заставлял царя штурмовать эстляндские города? — с иронией усмехнулся Микола. — Что он делал со своей окровавленной шпагой в чужом городе, а, господин пастор? То-то! — Господин Януш Биллевич! — пастор нахмурился. — Я вас прошу, я вас умоляю! Пойдемте к графу Шереметеву! — Ну ладно, пошли к Шереметеву, — недовольно ответил Микола, застегивая зашитый служанкой мундир. — Хотя я бы не ходил… С другой стороны, Микола посчитал, что в московской форме его, конечно же, никто не тронет, как и не тронут его гражданских спутников… Микола и Марта с прислугой сидели во дворе богатого особняка, не тронутого захватчиками, и ожидали пастора, ушедшего разговаривать с Шереметевым. — Ты из-за меня приехал? — спрашивала Марта, влюбленно глядя на Миколу и гладя его по руке. — Так, — кивнул он, улыбаясь ей, — лгать не буду, из-за тебя. Во сне все это видел, — и Микола указал кивком головы на улицу города… Помимо князя и Марты во дворе толпилось около полусотни жителей Мариенбурга, в основном немцы и немного шведов, к которым отношение, похоже, было несколько более лояльным, чем к латышам. Вид солдат с мушкетами, охранявших этих людей, красноречиво говорил о том, что все эти несчастные горожане также ожидают решения своей судьбы. Судя по одежде, все они являлись элитой Мариенбурга… Вскоре на крыльце здания показались Глюк и статный несколько полный мужчина в белом парике и в высокой треуголке, обшитой белым галуном. На мужчине был темно-синий расшитый красной нитью мундир и красный плащ на плечах. «Шереметев», — смекнул Микола и встал вместе с Мартой с полуразбитой скамейки. О чем-то переговариваясь через переводчика, фельдмаршал и пастор сошли по ступенькам вниз. Лицо пастора сияло. — Все хорошо! — крикнул он Кмитичу и Марте. — Все они живы, и их всех скоро отпускают! Я же говорил, граф добрый человек! — А это кто? — указал на Марту тростью Шереметев. — Это моя… воспитанница, вроде как. Марта. Литвинская девушка. Марта Василевская, по матери Скавронская. Сиротка, ваше сиятельство, — стал зачем-то подробно рассказывать Глюк… |