Онлайн книга «Жестокие слова»
Она была вся разнотипная и поношенная. — Вероятно, ему досталось в жизни, — сказала Лакост. Гамаш присел и еще раз вгляделся в лицо убитого. Оно было грубое, морщинистое. Лицо, на котором оставили отпечаток все стихии: солнце, ветер, мороз. Все сезоны. Гамаш легонько провел большим пальцем по щеке мертвеца — она оказалась на удивление чисто выбритой, но то, что могло вырасти, было бы седым. Волосы мертвеца были белыми и подстриженными кое-как — выхвачено то здесь, то там. Гамаш приподнял одну из рук убитого, словно чтобы утешить его. Мгновение он держал ее, потом повернул ладонью вверх и медленно потер своей ладонью о ладонь мертвеца. — Кем бы он ни был, мозоли на ладонях натер. Большинство бродяг не работают. Гамаш неторопливо покачал головой. «Так кто же ты такой? И как здесь оказался? В бистро, в этой деревне? В деревне, о существовании которой почти никто знает. А еще меньшее число людей находит ее. Но ты ее нашел, — подумал Гамаш, не выпуская холодной руки мертвеца. — Ты нашел эту деревню и нашел смерть». — Он мертв часов шесть — десять, — сказала доктор. — Его убили после полуночи, но не позже четырех или пяти часов утра. Гамаш посмотрел на затылок мертвеца, на рану, которая его убила. Она была ужасна и, похоже, нанесена чем-то очень твердым. И очень разозленным человеком. Только злость могла объяснить удар такой силы. Силы, сокрушившей кости черепа. И то, что они защищают. Все, что делало этого человека тем, кем он был, находилось в его голове. Кто-то покончил с этим одним жестоким, решительным ударом. — Крови почти нет. Гамаш поднялся, посмотрел, как работают криминалисты, отыскивающие улики в довольно большом зале. Порядок здесь был нарушен. Сначала убийством, потом — ими. Незваными гостями. Оливье стоял у огня, грелся. — Тут есть одна проблема, — сказала доктор Харрис. — Обычно ранения головы сопровождаются обильным кровотечением. Здесь должно быть больше крови. Гораздо больше. — Наверное, ее смыли, — предположил Бовуар. Шарон Харрис снова склонилась над раной, затем выпрямилась: — При такой силе удара кровотечение могло быть обильным и внутренним. А смерть — почти мгновенной. Это была наилучшая из новостей, какие Гамаш когда-либо слышал на месте убийства. Смириться со смертью было хоть и трудно, но возможно. Даже с убийством. Страдания — вот что было для него неприемлемым. А он видел много страданий. И страшных убийств. Облегчением было узнать, что человек умер мгновенно и без страданий. Вот она, чуть ли не гуманная смерть. Как-то раз он слышал сказанную одним судьей фразу о том, что самый гуманный способ казнить преступника — это сказать ему, что он свободен. А потом убить. Гамаш возражал против этого, спорил, протестовал. Но, исчерпав все аргументы, вынужден был согласиться. Глядя на лицо этого мертвеца, он видел, что тот умер без страданий. А поскольку удар был нанесен сзади, то он даже и не предвидел его. Это почти как смерть во сне. Но не совсем. * * * Тело уложили в мешок и увезли. Люди на улице мрачно расступились, образовав проход. Мужчины отряхивали воду с шапок, женщины стояли печальные, плотно сжав губы. Гамаш отвернулся от окна и присоединился к Бовуару, который сидел с Оливье, Габри и Мирной. Бригада криминалистов переместилась в подсобные помещения бистро, в приватную столовую, комнату для персонала, кухню. Главный зал почти обрел свой обычный вид. Если не считать вопросов, висевших в воздухе. — Я сожалею о том, что произошло, — сказал Гамаш, обращаясь к Оливье. — Как вы себя чувствуете? Оливье тяжело вздохнул. Вид у него был измотанный. — Мне все еще не по себе. Кто он был? Вы не знаете? — Нет, — ответил Бовуар. — Никто не докладывал о появлении какого-нибудь незнакомого человека в деревне? — Докладывал? — переспросил Оливье. — Кому? Все трое обратили недоуменные взоры на Бовуара. Инспектор забыл, что в Трех Соснах собственного полицейского отделения не было, как не было светофоров, тротуаров или мэра. Добровольную пожарную команду возглавляла слабоумная старая поэтесса Рут Зардо, и большинство жителей предпочли бы погибнуть в огне, чем вызвать ее. Да тут и преступлений-то не совершалось. Кроме убийств. Единственные преступления, случавшиеся в этой деревне, были и самыми тяжкими из всех возможных. И вот перед ними еще одно тело. У остальных хотя бы имена имелись. А это словно свалилось с небес и упало им на голову. — Летом немного труднее, — сказала Мирна, садясь на диван. — У нас больше посетителей. На каникулы приезжают семьи, дети возвращаются из школы. Это последний долгий уик-энд. А потом все разъезжаются по домам. — Уик-энд ярмарки в округе Брум, — уточнил Габри. — Она заканчивается завтра. — Верно, — сказал Бовуар, которого ярмарки ничуть не интересовали. — Значит, Три Сосны после этого уик-энда опустеют. Но приезжие, о которых вы говорите, — это друзья и родственники? — По большей части, — сказала Мирна, поворачиваясь к Габри. — В твоей гостиничке ведь останавливаются незнакомые люди, верно? Он кивнул: — У меня тут яблоку негде упасть, когда дома у людей переполнены. — Я вот что хочу понять, — раздраженно проговорил Бовуар. — Те люди, которые приезжают в Три Сосны, они на самом деле посторонние или нет? Объясните мне, бога ради, не через задницу. — Не через задницу — это не наша специализация. Прошу прощения, — сказал Габри. Его слова вызвали улыбку даже на усталом лице Оливье. — Я слышала что-то о каком-то постороннем, но не придала этому значения, — сказала Мирна. — И кто это говорил? — Рор Парра, — неохотно ответила она. Это немного походило на наушничество, и всем стало явно не по себе. — Я слышала, как он говорил Старику Мюндену и Жене, что видел кого-то в лесу. Бовуар записал это. Он не в первый раз слышал о Парра. Это была известная чешская семья. Но кто такие Старик Мюнден и Жена? Видимо, какая-то шутка. Бовуар поджал губы и строго посмотрел на Мирну. Ее взгляд тоже был строг. — Да-да, — сказала Мирна, читая его мысли, что было не трудно. Их бы и чайник прочел. — Именно так их и зовут. — Старик и Жена? — повторил Бовуар, уже не злясь, а немного озадаченно. Мирна кивнула. — А их настоящие имена? — Это и есть настоящие, — ответил Оливье. — Старик и Жена. — Ну хорошо, Старик еще куда ни шло. Но как можно назвать новорожденного младенца — Жена? Уму непостижимо! Мирна улыбнулась: |