Онлайн книга «Дом с химерами»
|
– Привидения? Я правильно понял? Здесь есть привидения? – спросил Федор. – Ты понял правильно. Привидений до черта! Да, Глебыч? Глеб не ответил. Федор переводил взгляд с одного на другого. – А копать что будем? – Старые могилы. В саду. – Зачем? – Надо же с чего-то начинать, – неопределенно ответил режиссер. – Начнем с могил, потом возьмемся за дом. Я эту… этого… привидения из-под земли достану! – Он потряс в воздухе кулаком. – И поставим точку. – Ты веришь в привидения? – Я? По-твоему, я похож на человека, который верит в привидения? – Не похож. А зачем тогда копать? – А вдруг! – Господа, что происходит? – взмолился Федор. – Просветите убогого. Виталий позвонил ни свет ни заря, вытащил сюда, все с лопатами. Могилы в саду, привидения… В чем дело? – Пошли, поговорим на точке, – сказал режиссер и зашагал через заросли крапивы, кустов ежевики и терна к виднеющимся в углу сада каменным плитам. Остальные потянулись следом. Ляля Бо все время взвизгивала и потирала ужаленные противным растением места. Воронье наверху встретило их оголтелым карканьем. – Точно крыша поехала, – шепнул Глебу озабоченный Жабик. – При чем тут могилы? Я бы не трогал… Мало ли чего. Они продрались через тернии и стали полукругом вокруг замшелых и расколотых надгробий. Было их два. – Интересно, чьи это могилы? – произнес Арик в пространство. – Могилы нельзя трогать! – громко прошептала Ляля Бо. – А то проклятие падет на голову осквернителей. Непонятно, чьи. – Наверное, членов семьи Шоберов. Ты статью читала? – спросил Жабик. – Не читала. А почему здесь? – Ну, они были немцы и типа протестанты или католики, на нашем кладбище им не в масть, вот их и поклали здесь. Или вовсе самоубийцы. Ляля Бо ахнула, зажав рот рукой. – Подождите! – Федор Алексеев нагнулся, рассматривая серую каменную плиту, лежащую на земле. Смахнул рукой сухие ветки и листья – открылись полустертые буквы. – Старец Ваня Золотенький… – принялся разбирать он. – Дальше нечетко… в одна тысяча семьсот двадцать… каком-то, преставился в Бозе… в одна тысяча восемьсот третьем. Да упокоится с миром душа твоя… – Старец Ваня Золотенький? – с недоумением повторил Жабик. – А Шоберы где? Никто ему не ответил. – А это памятник игуменье Ельницкого женского монастыря, матери Феодосии… – продолжил Федор, расчистив плиту рядом. – Ничего не понимаю! – воскликнул Жабик. – Откуда они тут? – Здесь неподалеку был когда-то монастырь, я думаю, памятники оттуда, – сказал Федор. – В девятнадцатом году его разорили и кладбище уничтожили. Эти надгробья, наверное, перенесли сюда, чтобы спасти. Возможно, они были спрятаны в земле, а черные археологи раскопали… – Так это только памятники или… они тоже? – спросила Ляля Бо. – Какой ужас! Бедные! – Трудно сказать. Возможно, здесь когда-то было полное захоронение, а что осталось сейчас – одному Богу известно. – Может, это их души бродят по дому?.. – пробормотал Жабик. – Можно привести все в порядок, – сказал Федор. – Я готов принять участие. – Напрасный труд! Дом снесут, и их выбросят на свалку, – возразила Ляля Бо. – Здесь будет аквапарк. Наступила неловкая пауза. – Может, не снесут, – наконец сказал Арик. – Охрана памятников не позволит. – Ой, я вас умоляю! – пропела Ляля Бо. – Кто с ними теперь считается? Их не сегодня завтра вообще прикроют. Бешеные деньги, господа! Вечно одно и то же! – Можно организовать студентов, – заметил Федор. – У меня есть замечательные ребята. Да и автор статьи, Женя Гусев, мой знакомый, с удовольствием ввяжется. Он вообще фанат. – И стоять насмерть, – добавил Арик. – В конце концов, это общежитие рабкульта. – У меня родилась мысль! – Вербицкий поднял указательный палец. – А не устроить ли здесь филиал Молодежного? – Он обвел всех присутствующих взглядом. – У нас же теснота, плюнуть некуда. И назвать «Приют лицедея. Авангард-студия». – Дохлый номер, – хмыкнул Жабик. – Не отдадут. – Не нравишься ты мне в последнее время, Петруччо, какой-то прет из тебя нехороший пессимизм! Посмотрим. Главное – ввязаться! – подытожил режиссер. – Федя, за тобой ребятишки. А вообще, господа, как вам известно, революции делают молодняк или военные. Первые – идеалисты без инстинкта самосохранения, у вторых – стволы и походная связь. Предлагаю отметить! Можно на воздухе. Они гуськом потянулись из сада. Сложили лопаты и уселись на ступеньках крыльца, в глубокой тени старого дома. Настроение у всех было приподнятое – впереди забрезжили новые горизонты, и обещалась новая интересная жизнь. Виталий разлил водку в пластиковые стаканы; Ляля Бо нарезала хлеб и колбасу и красиво разложила на бумажных тарелочках. Прямо на верхней ступеньке. – За Дом с химерами! – сказал режиссер, поднимая стакан. – За «Приют лицедея»! – воскликнула Ляля Бо. – Аминь! – подхватил Жабик. – Ремонт нужен, – заметил Арик скучным голосом, поднимая стакан. – А откуда деньги? – Главное – идея! – Виталий опрокинул стакан и громко выдохнул. – Найдем баблонавта, подержимся за вымя. Не парься! У меня есть пара толстых гусиков на примете. Как это я раньше… Инерция, господа. Инерция! – Он постучал себя пальцем по лбу. – А ведь идея-то плодотворная! Убрать стены, устроить зрительный зал на сотню мест… У меня есть знакомый архитектор, распишет все в лучшем виде, причем задаром. – А что, если это они! – взволнованно воскликнула Ляля Бо. – Точно! – Кто? – спросил Жабик. – Они! Старец Ваня Золотенький и монахиня! – Старец и монахиня – что? – не понял Арик. Никто не понял. Все недоуменно смотрели на Лялю Бо. – Они нам подсказали… – Ляля Бо прижала руки к груди. – Господи, ну как вы не понимаете! Они за нас! – В том смысле… что они нам помогут спасти Дом? – осторожно спросил Жабик – словно на ощупь пробирался. – Или что? Лялька, ты… это, не суесловь втуне! – Ну да! – Ага! Помогут! Что помогут-то? Устроить тут балаган? – скептически спросил Арик. – По-твоему, лучше, если аквапарк? Или казино? Или массажный салон? Театр все-таки – высокое искусство. – Все-таки… Ладно, умники! – припечатал Вербицкий. – Помогут – хорошо, мы их тоже не оставим. Посмотрим, что они могут против бабла. Арик, наливай! … – А теперь расскажите про привидения, – предложил Федор Алексеев. – А то все намеками. Давайте по очереди. Я весь внимание. |