Книга Набег, страница 33 – Алексей Витаков

— Что до волка-то нам? — Буцко привстал на стременах, пытаясь посмотреть вдаль.

— Вы пока далеко не смотрите. Нет их еще пока. А будут к закату.

— Ты ничего не попутала, баб? Им ведь идти недолго. — Лагута завороженно смотрел на речные блики.

— Любуйтеся пока время есть. — Недоля стукнула посохом оземь. — Любил их мурза коня своего. Пуще родни своей любил. Теперь горюет.

— С чего вдруг занедюжил? — подал голос Зачепа.

— У всех судьба своя. От нее не убежишь. Съел краюху хлеба с руки христовой. А Господь их сюды не звал. И стало плохо скотине.

До Лагуты дошло вдруг.

— Эт спасибо тебе, старица!

— Не мне спасибо говори, а Богу, Лагутушка. Похож ты шибко на отца-то. А вот теперь послушайте бабу старую. Там у них есть человек с золотой чашей на голове. Он и ведет войско басурманское.

— С чашей? — Кородым, доселе молчавший, не выдержал.

Но старуха уже не слушала.

— Конь занедюжил, спотыкаться начал, да пену с губ сбрасывать. Шаг сделает — боком идет. Два сделает — горлом хрипит. А потом и вовсе пал, чуть хозяина не придавил. Хозяин сел на траву-мураву, голову руками обхватил и закручинился. Долго так сидел, все выл да выл, глаза к тверди задирал. А толку что? Не ходи в землю чужую, она как кувшин неведомый, из которого никогда не напьешься, а только горло обожжешь. Потом велел похоронить хозяин коня своего в большой могиле. Долго яму рыли, пока не вырыли. Схоронили, да снова оплакивать. Так и день прошел. — Недоля шла впереди, держась за стремя Лагуты, и все говорила и говорила. На лесной тропе отпустила руку, сделала два шага в сторону и потерялась среди деревьев. Только речь еще осталась на несколько мгновений:

— Слева от брода ложбина есть. Ее Христос любит. От того всегда по той ложбине земляники ковром настлано.

Башкирцев ударил пятками в бока своего гнедого. Четыре всадника продолжили путь к броду на Студеном. Короткий лес снова перешел в степь, и вскоре перед глазами открылась заброшенная деревня.

— Всё. Здесь будем. — Лагута остановил коня в ложбине, где густо росли кустики земляники.

— Ишь, и впрямь тут-ка земляники к лету доспеет невидимо! — Кородым спрыгнул на землю.

— Дожить бы до той поры! — Буцко влажными глазами посмотрел в небо.

— Доживем. — Башкирцев сам подивился своей уверенности.

— А и впрямь татар нету. Неужто Христос хлеба дал? — Зачепа вытаращенными глазами смотрел на уши своей кобылы, которые бойко стригли встречный ветерок.

— Христос, може, и не совсем дал, но подумал, значит! — Лагута глубоко вздохнул.

— Эт как это? — спросил Зачепа.

— Думается мне, Недоля сама и дала коню мурзинскому травленую краюху. Ишь, ведь про нее говорят: Недоля пройдет, пес не взлает, ворон не вскаркнет. Вот, наверно, она и заходила к ним. Иначе-то как все это понимать?

— Ух, вот бабка-то! — Кородым шумно выдохнул.

— Еще говорят, будто семнадцать лет назад, при том еще набеге, прокляла она какого-то хана. Тот с ней возлечь захотел, а она… — Лагута тоже спрыгнул с коня.

— Да ну. Как возлечь? Она вона старая какая. Все, поди уж, мохом поросло! — Зачепа аж икнул от удивления.

— Она ведь не все время в старухах-то ходит, голова поленья! Семнадцать лет назад, говорят старики, баба ух красоты была. — Лагута, заступаясь за Недолю, начинал заводиться.

— Еще сказывают, дескать, казака одного любила? — Кородым осторожно посмотрел на Лагуту.

Башкирцев слышал про эти разговоры, но точно знал, что у него есть мать, которую он любит. А раз есть мать родная, то все это глупости про Недолю.

— Може, кого и любила.

— А как она хана-то прокляла? — Зачепа снова икнул.

— Так вот и прокляла. Сказывают, затащил он ее в свой шатер. А утром она от него вышла, да вся седая. И говорит-таки слова: будет тебе, хан, горе великое. И смерти будешь ждать, точно избавления.

— И чего дале? — Голос у Зачепы явно начинал дрожать.

— А дале, говорят, будто у энтого хана оба сына померли. — Лагута говорил очень спокойно, словно удивляться тут было вообще нечему.

— Хватит уже про бабку? Ну чего, Лагута, тут ладимся? — Буцко тяжело спрыгнул с коня.

— Как, ты говоришь, тебя по имени-то? — Зачепа ехидно глянул на Буцко.

Тот замахнулся плетью.

— Ладно вам! Потом наиграетеся! — Лагута глянул строго на обоих. — Здесь ладимся.

Все четверо спустились в ложбину.

— Кородым, отведи коней подале, да наломай веток с кустов. — Лагута отдал первый свой приказ.

— А чего подале-то, Лагут? А вдруг срочно в седло придется? — Зачепа удивленно смотрел на своего командира.

— А вот чтоб никакой срочности не было. Мы здесь до кончины смертной. Пока не отобьемся!

Все разом опустили головы, потупив глаза. Ледяной холодок пробежал по Лагутиной спине.

— Ну, все, хлопцы, сказать мне вам больше нечего! Давай теперь за дело. Нужно поставить три рахи [8] для ружей. Так удобнее стрелять будет. Кородым кустов принесет, тогда обтыкаем всю эту сторону напротив реки, чтобы не знали, окаянные, сколько нас, и не видели с того берега. У них только луки с собой. Значит, мы должны будем успевать заряжать да палить.

Когда Кородым принес веток и маленький отряд замаскировался, Лагута залег, положил аглицкий мушкет на раху и прицелился. Нужно было пристреляться к броду. Его было легко угадать по песчаному изгибу под водой и легким речным завихрениям.

Выстрелил раз, другой. Прикрикнул на Кородыма, чтобы заряжал побыстрее, и скомандовал Зачепе:

— Теперь ты давай, Зачепушка! Вот видишь камень?

— Угу! — Зачепа прищурил глаз и сосредоточился до судорог в скулах.

— Вот от него они и начнут спускаться. Ты бери сразу ниже камня. Вона там волчок крутится. Давай по нему.

— Угу! — снова отозвался Зачепа и нажал на спуск.

Пуля ударилась в воду, взметнув фонтанчик брызг. Но сильно в стороне.

— Давай еще, дурень соломенный! — Лагута, несмотря на внешнюю грубость слов, сказал очень спокойно, серьезно и не без симпатии.

Вторая пуля легла ближе. Кородым подал заряженное ружье. Снова выстрел. На этот раз точно по центру вьюнка.

— Ну вот так-то! — Башкирцев по-отечески хлопнул друга, — Теперь ты, Буцко!

С Буцко пришлось изрядно повозиться. Лагута даже раз, не выдержав, процедил:

— Как ты в крепости-то хоть стрелял? Поди, по облаку?

— Не. Мне в крепости пищаль картечью заряжали. А еще я Гмызе около пушек помогал. Там ведь некогда целиться было! — Слово «целиться» Буцко проговорил с явныс желанием поддеть Башкирцева.