Онлайн книга «Боги Гринвича»
|
Даже рыженькая Сидни, обычно улыбавшаяся до ушей, сегодня выглядела мрачно. Она была личным помощником Кьюсака, его опорой, много работала, оставалась допоздна и никогда не жаловалась. Она последовала за ним из «Голдмана», верная до конца, верная и сейчас. На прошлой неделе она спросила: – Я знаю, дела плохи. И я обещаю никогда-никогда не бросать вас в беде. Но вы не возражаете, если я поговорю с «Кредит Суисс» насчет работы? Кьюсак нуждался в толике удачи. Или ему тоже придется ходить на интервью. Он криво улыбнулся, пытаясь поднять себе настроение. Мысли скользнули к самому важному человеку в его жизни. Она никогда не знала финансовой нестабильности, хотя сталкивалась с препятствиями, которых он даже не представлял. «Должен ли я рассказать обо всем жене, или уберечь ее от этого?» Кьюсак не мог ответить на вопрос. Он взял телефон и начал набирать номер. Платежи по ипотеке – одна проблема. Но у него есть и другие. 7 февраля, четверг Сигги Стефанссон поерзал на табуретке в старейшем баре Рейкьявика «Гёйкур э Стёйнг». Он потягивал «Бреннивин», местный самогон, сваренный из протертой картошки и тминных зерен. На вкус тот напоминал лошадиную мочу. Исландцы нежно называли этот напиток «сварти дёйди», то есть «черная смерть». Прозвище в равной мере относилось и к черной этикетке, и к убийственным 37,5 градуса. Но сегодня вечером троюродный брат Сигги настоял на «Бреннивине». «Мне нужно утопить свои беды». Олавюр, который отошел минут десять назад, вернулся из туалета и оперся грудью на барную стойку. Они с Сигги были похожи: голубые глаза, светлые волнистые волосы, несколько седых прядок на висках. Олавюр не носил очков и выглядел массивнее и плотнее. Никакого намека на брюшко, которое часто вываливается наружу у мужчин за тридцать пять. Олавюр потер живот, скривился и сказал: – Я иду ко дну. – А что случилось? – Мой портфель. Тридцативосьмилетний Олавюр был восходящей звездой, управляющим директором самого почтенного банка Исландии. Он верил в «Хафнарбанки» и покупал его акции при любой возможности, иногда даже занимая деньги. Он играл по-крупному и стремился к триумфу своей правоты. – Акции «Хафнарбанки», – возразил Сигги, – торгуют по тысяче с лишним крон. – С начала года мы упали на пятнадцать процентов. – Олавюр потер руки, словно пытаясь согреться. – Ого. – Это не «ого». Это называется «меня поимели». Банкир осушил стаканчик и махнул рукой, заказывая следующую порцию «сварти дёйди». – А что не так с «Хафнарбанки»? – Дела идут отлично, – ощетинился Олавюр. – Но эти проклятые хедж-фонды пугают всех, обливая грязью наши акции. – Правда? Сигги задумался о предстоящей на следующей неделе выставке в Коннектикуте, припоминая первую встречу с Сайрусом Лизером. – У тебя есть доказательства? – Мне рассказал один аналитик. Кто-то просил его притопить наши акции. Предлагал много денег. – Он взял? – Нет. – Так в чем же дело? – Всегда найдется кто-нибудь, падкий на деньги, – нетерпеливо заявил Олавюр; его троюродный братец ничего не понимал в финансах. – Вопрос только в том, чтобы найти подходящую шлюху. – У меня есть американский клиент, – начал Сигги, – который управляет хедж-фондом. – Там восемь тысяч хедж-фондов. – Мой клиент пил в баре еще с двумя парнями, – продолжал Сигги, не смущаясь самомнением брата. – Они говорили о «Хафнарбанки». – И что они говорили? – Что-то насчет понижения. Олавюр наклонился вперед и весь превратился в слух, его раздражение исчезло. – Кто твой клиент? – Говорил не он, – бормотал Сигги все быстрее и быстрее, увядая под критическим взором брата. Он проклинал себя за лишнюю болтовню. Во взгляде Олавюра было что-то чужое, что-то дикое. – Сай в основном помалкивал. – Кто такой Сай? – Он нормальный парень, – ответил арт-дилер, злясь, что не может совладать со своими нервами. – Сай купил вторую по стоимости из всех проданных мною картин. Он говорил со своими друзьями. – Понижения чего, Сигги? – «Хафнарбанки», – ответил тот. – А в чем дело? – Когда это было? – В декабре. Олавюр моргнул. Его голубые глаза потемнели, взгляд стал острее рыболовного крючка. Этот взгляд пронзал Сигги насквозь. – Почему ты не сказал мне раньше? – Олавюр, ты же не обсуждаешь со мной своих клиентов. – Мои клиенты не распускают лживые слухи. – Я не думал… – Твой клиент, – оборвал его Олавюр, – случаем не Сайрус Лизер? – Откуда ты знаешь? Взгляд Олавюра разогнал туман «Бреннивина». – Мы со всех сторон слышим это имя. – Сай не тот парень, который станет распускать слухи, – запинался Сигги, пытаясь защитить своего клиента. – Его имя лезет отовсюду. – Мы немного выпили. Я показал Саю свою галерею. Больше ничего. – Сигги, ты должен был рассказать мне. – Вспомни об этом, когда моим клиентам понадобятся предметы искусства. Олавюр махнул бармену, заказывая новую выпивку. – Меня ждет Ханна, – возразил арт-дилер, поднимаясь с табуретки, и нетвердо встал на ноги. Олавюр положил руку на плечо Сигги и усадил его обратно. Потом протянул брату мобильник: – Позвони своей девушке и скажи, что опоздаешь. И начал допрос. – Что именно Лизер сказал о «Хафнарбанки»? – Ты помнишь имена его друзей? – Лизер рассказывал про свой фонд? – Сколько раз вы с ним разговаривали? – Лизер обсуждал свой портфель? Олавюр заказывал одну стопку за другой, топя брата в «сварти дёйди». И не прекращал расспросов. 9 марта, воскресенье Рейчел сидела в своей квартире на Восточной Восемьдесят третьей, одна, в окружении полного отсутствия цвета. Белые занавески. Белая мебель. Белый коврик. Вся обстановка простая и строгая. Может, слишком простая. Рейчел раздражало состояние ее сбережений. Они росли слишком медленно. Одно время она подумывала найти партнера. Партнер мог бы привлекать новые заказы и выяснять, есть ли у дела перспективы, или это пустая трата времени. Партнер мог бы подгонять клиентов. Партнер мог бы заключать контракты и получать двадцать пять тысяч долларов предоплаты. Партнер мог бы вынюхивать федералов. |