Онлайн книга «Зовите меня Роксолана. Пленница Великолепного века»
|
С другой стороны, султан вроде как и не стремился запоминать. Зачем? Попользовался – и попользовался, в следующий раз снова понравилась та же самая – вряд ли султан помнил, что уже проводил с этой наложницей ночь. Вместо него все помнили евнухи. Их тут было много – больше трех сотен. Они были вездесущи, и Анастасия поняла: то, что девчонки в «школе» считают, что от глаз евнухов можно запросто укрыться, – полная ерунда, им просто позволяют пребывать в таком убеждении, поскольку на самом деле пока они только ученицы – они, по большому счету, никого особо не интересуют. А вот взрослые наложницы… До поры до времени они вроде бы тоже никому не интересны. Ну, подметает тут одна такая – и что? Ну, вторая учит третью танцевать… Но вот две девицы уединились друг с другом в садовой беседке – как бы это сказать помягче… для удовлетворения сексуального голода. Каждая из них потеряла с султаном девственность (в принципе, по-другому здесь и быть не могло), каждая из них была «в фаворе» пару недель, и потом, понятное дело, каждая была забыта. Вот и развлекались как могли… Анастасия – нет, уже Рушен – знала, что за измену, «полноценную», так сказать, с участием мужчины, виновную просто зашивали в кожаный мешок и бросали в Богазичи. Об этом читала, считала несправедливым, но это хотя бы объяснить как-то можно было. Но вот как накажут этих двух… дурех? И главное – за что? За то, что молодые, здоровые и секса им не хватает? Вообще, спрашивается, зачем столько наложниц заводить, если ты их удовлетворять не можешь? Ну ладно, пророк Мухаммед разрешил иметь четыре жены – спишем на то, что южные мужчины горячие и одной жены может быть попросту мало. Да и то, согласно Корану, «кто имеет двух жен и отдает предпочтение одной из них перед другой, тот в День воскресения подвергнется суровой каре». Так что – нужно уделять равное внимание всем. Да и то, насколько она помнила (одна из девушек с их курса вышла замуж за сирийца), все-таки многие мусульмане предпочитали обходиться одной женой, потому что закон предъявлял достаточно суровые требования и к обеспечению мужем своих жен. Правда, назвать наложниц необеспеченными было нельзя, а вот что касается «предпочтений», то многие из девушек за все время жизни в гареме никогда и не становились любовницами своего «владыки и повелителя». Что этим, спрашивается, делать было? Вроде как существовало правило: девушка, прожившая в султанском гареме девять лет и оставшаяся девушкой, выдавалась замуж с приличным приданным. Такие ходили слухи. Правда, никто из девушек, с кем довелось пообщаться Рушен, таких лично не знал, но, как говорится, «надежда умирает последней». К счастью, девушек оставили в живых. Раздели до пояса, привязали к столбам и выпороли. А остальных заставили смотреть – в назидание. Что поразило Анастасию – каждая их них сильнее плакала не тогда, когда били, а потом, когда на спины уже были наложены специальные повязки, пропитанные снимающими боль веществами. Анастасия присела около одной из молодых женщин. Она была венецианкой. Пышной, полногрудой – настоящая красавица эпохи Возрождения. Именно таких изображал на своих картинах Тициан: ходячее торжество плоти. Понятно, что такой без секса было тяжко. Когда-то ее звали Бьянка, здесь она получила имя Гюлесен, что переводилось как «здоровая роза», и это было правильно: девушка и в самом деле была воплощенным здоровьем. Анастасия осторожно погладила девушку по голове. – Больно? – Больно?! – Та лежала на животе, но сумела-таки задрать голову и посмотреть на Рушен. – Больно?! Разве это важно? – А что важно? – растерялась Анастасия. Хотя глупый вопрос: Гюлесен наверняка чувствует себя еще и униженной – и из-за публичной порки, и из-за того, что ее застукали за таким занятием… Ответ женщины ее удивил. – Но мне ведь теперь никогда не попасть к нему! – прорыдала Гюлесен. – Понимаешь, никогда! «Никогда» – это было понятно. Только вот никогда не попасть – к кому? – К не-е-му! – Она снова зарыдала. На вопрос ответил один из евнухов: – Битые плетьми к султану попасть не могут, – равнодушно обронил он, идя мимо. Гюлесен, на пару секунд оторвавшая голову от подушки, снова вжалась в нее всем лицом и зарыдала с новой силой. Анастасия встала. Она ничем не могла утешить молодую женщину. Шаркая ногами, подошел другой евнух. При его виде Рушен не смогла сдержать усмешки: его звали Барыш, и одного этого факта хватало, чтобы вернуть ей веселое настроение. – Пойдем, – потянул он ее за руку. – Куда? – Не велено говорить. – И тут же, склонив голову к ее уху, прошептал: – Валиде хочет посмотреть пополнение. Барыша все любили. Он обладал мягким характером, за это и получил такое имя [1] . Он часто рассказывал девушкам гаремные сплетни, показывал, как плести браслетики из волос и цветных ниток, помогал с нанесением макияжа. Словом, от остальных евнухов он заметно отличался в лучшую сторону – остальные обладали достаточно сварливыми характерами, и когда начинали браниться, особенно друг с другом, здорово напоминали базарных баб. Кстати, большинство евнухов носили цветочные имена, которые на фоне их склочности звучали достаточно нелепо. Ругающиеся Гиацинт и Нарцисс – это уже черный юмор какой-то. Да еще прибавить сюда далеко не привлекательную внешность… Девчонки объяснили: безобразные евнухи ценятся гораздо дороже. Это дополнительная гарантия, что в такого евнуха не влюбится ни одна из одалисок – как будто тут кого-то интересовали их чувства! А что касается «плотских удовольствий», то несчастные и так являются полностью безопасными со всех точек зрения. Кроме того, непривлекательные евнухи неинтересны и друг другу (а привлекательные, что ли, интересны?). Сочетание покалеченной судьбы и неприятной внешности порой делало поведение черных евнухов просто невыносимым. А Барыш-ага умудрялся ладить не только с девочками, но и с другими евнухами. Красивым его тоже сложно было назвать – даже с большой-большой натяжкой, – но физиономия его была настолько доброй, а улыбка так красила его похожее на блин лицо, что многие девушки, чмокая Барыша в щеку, совершенно чистосердечно называли его красавчиком. – Веди себя прилично, – шепнул ей на ухо Барыш, и его круглая добрая физиономия расплылась в улыбке. – Ты такая красивая! Я хочу, чтобы ты была счастлива! А чтобы здесь быть счастливой, нужно понравиться не столько султану, сколько валиде. Именно она здесь всем заправляет. – Вот еще! – фыркнула Рушен. – Не хочу я никому нравиться! Мне и так хорошо. – Не понравишься валиде – будет плохо, – покачал круглой головой Барыш. – Ай-ай, как плохо! Валиде – серьезная женщина! Она тут самая главная! – Султан что – маменькин сынок?! – фыркнула Рушен. Барыш часто-часто закивал: |