Книга Клиника. Анатомия жизни, страница 84 – Артур Хейли

— Доктор Коулмен слушает. — Некоторое время он молчал, потом сказал «Спасибо» и положил трубку. — Ребенок только что умер, — обернулся он к Пирсону.

Тот опустил глаза. Съежившийся, уменьшившийся в размерах Пирсон неподвижно сидел в кресле. Его лицо мгновенно постарело. Он был разбит и уничтожен.

— Я пойду в лабораторию, надо поговорить с Джоном, — тихо сказал Коулмен.

Ответа не последовало. Коулмен вышел из кабинета, но старик продолжал сидеть за столом, уставив взгляд в пустоту и погрузившись в известные только ему одному мысли.

Когда Дэвид Коулмен вошел в лабораторию, Карла Баннистера там не было. Джон Александер неподвижно сидел на стуле у лабораторного стола. Когда Коулмен почти неслышно подошел к нему, Александер некоторое время сидел молча, потом спросил не оборачиваясь:

— Все… кончилось?

Не отвечая, Коулмен положил на плечо Джона руку.

— Он умер, да? — едва слышно проговорил Александер.

— Да, Джон, — мягко ответил Коулмен, — он умер. Мне очень жаль.

Александер медленно обернулся. Лицо его мучительно дергалось, по щекам струились слезы.

— Почему, доктор Коулмен, почему?

С трудом подыскивая слова, Коулмен попытался ответить:

— Ваш ребенок родился недоношенным и очень слабым, Джон. Шансы выжить у него были бы невелики, даже если бы не было… всего остального.

Глядя Коулмену прямо в глаза, Александер сказал:

— Он мог выжить.

Это был момент истины, от которой Коулмен не имел права уклониться.

— Да, — согласился он. — Ребенок мог выжить.

Джон Александер встал и, приблизившись к Коулмену, посмотрел ему прямо в глаза.

— Как это могло случиться в клинике… при врачах?

— Джон, — ответил Коулмен, — сейчас у меня нет для тебя ответа… Я не могу пока ничего ответить и себе.

Александер оцепенело кивнул, потом достал из кармана платок, вытер лицо и спокойно произнес:

— Спасибо, что пришли и все мне сказали. Я пойду к жене.

О’Доннелл и Дорнбергер шли молча. Пока они лавировали в толчее коридора, пока спускались по лестнице, не воспользовавшись медленным, как черепаха, лифтом, О’Доннелл горько корил себя за бездействие в отношении Джо Пирсона и отделения патологической анатомии. Господи, думал он, ведь было столько угрожающих сигналов: его предупреждали Руфус и Рейбенс, да и он своими глазами видел, что Пирсон перестал справляться с растущей нагрузкой, перестал соответствовать своей должности. Но нет! Он, Кент О’Доннелл — член Королевской коллегии хирургов, член Американской коллегии хирургов, доктор медицины, шеф хирургии и председатель медицинского совета, слишком возомнил о себе. Шапки долой перед великим человеком! Стоило бы ему встряхнуться, дать подобающую оценку этим сигналам и проявить жесткость, какой требовала его должность, он выбрал бы иной путь. Но он убедит себя, что все это временные и преодолимые неприятности, хотя ум и опыт подсказывали обратное. Он увлекся тонкой политикой и ужинами с Ордэном Брауном, вилял хвостом перед Юстасом Суэйном, надеясь, что в благодарность за его бездействие, за оставление статус-кво и потакание амбициям его друга Джо Пирсона старый магнат раскошелится и выделит деньги для строительства нового, фантастически оборудованного здания клиники. О’Доннелл грезил царством, в котором станет королем. Да, конечно, сегодня клиника получит деньги, но получит ли она их завтра? А самое главное — одну цену за них уже заплатили. Это крошечное тельце мертвого ребенка в операционной четвертого этажа. Когда они остановились у двери кабинета доктора Пирсона, гнев О’Доннелла уже прошел, уступив место печали.

Пирсон сидел в том же положении, в каком его оставил Коулмен. Старик поднял голову, но не сделал даже попытки встать.

Первым заговорил Дорнбергер. Он говорил спокойно, без вражды, словно хотел и сегодня помочь старому другу.

— Ребенок умер, Джо. Ты, наверное, уже слышал.

— Да, я слышал, — медленно ответил Пирсон.

— Я все рассказал доктору О’Доннеллу, — ломким голосом объявил Дорнбергер. — Мне очень жаль, Джо, но ничего больше я для тебя сделать не могу.

Пирсон беспомощно развел руками. От былой его агрессивности не осталось и следа.

— Все правильно, — сказал он без всякого выражения.

Невольно подражая Дорнбергеру, О’Доннелл спросил:

— Вы ничего не хотите мне сказать, Джо?

Пирсон в ответ лишь молча покачал головой.

— Джо, если бы это был единственный случай… — О’Доннелл пытался подыскать щадящие слова, понимая, что для данной ситуации их не существует. — Мы все ошибаемся… Я мог бы… — Но это было совсем не то, что он намеревался сказать. О’Доннелл взял себя в руки и заговорил более твердо: — Если бы я представил медицинскому совету все случаи, то получился бы длинный список. Думаю, Джо, мне не надо говорить вам, какова была бы его реакция. Будет лучше и для вас, и для всех нас, если завтра к десяти часам утра на столе администратора будет лежать ваше заявление об увольнении.

Пирсон посмотрел на О’Доннелла:

— Вы получите его завтра к десяти часам.

В кабинете повисла неловкая пауза.

О’Доннелл направился было к двери, но потом остановился.

— Джо, мне очень жаль, но, надеюсь, вы понимаете, что у меня нет иного выбора.

— Да, — едва слышно прошептал Пирсон.

— Конечно, вы получите достойную пенсию. Это будет честно после тридцати двух лет работы. — О’Доннелл, говоря это, прекрасно осознавал пустоту произносимых им слов.

Впервые за эти несколько минут у Пирсона изменилось выражение лица. Он презрительно усмехнулся и сказал:

— Спасибо.

«Тридцать два года! — подумал О’Доннелл. — Боже мой! Какая большая часть жизни! И такой конец!» Ему захотелось как-то разрядить обстановку, найти нужные слова и вспомнить все хорошее, что сделал для клиники Джо Пирсон. Но пока он их мучительно искал, в дверь кабинета постучали и вошел Гарри Томазелли.

Было видно, что администратор очень спешит, он даже не дождался, когда ему ответят на стук. Первым делом он посмотрел на Пирсона, потом заметил О’Доннелла и Дорнбергера.

— Кент, — сказал он, — я очень рад, что ты здесь.

Прежде чем О’Доннелл успел ответить, Томазелли обратился к Пирсону:

— Джо, вы можете прямо сейчас прийти в мой кабинет? Через час состоится экстренное совещание, но я хотел бы сначала поговорить с вами.

— Экстренное совещание? По какому поводу? — отрывисто спросил О’Доннелл.

Томазелли повернулся к главному хирургу. Лицо его было напряженным и озабоченным.

— В клинике обнаружен брюшной тиф. Доктор Чендлер доложил о двух случаях. Еще у двух больных эту болезнь подозревают. Нам грозит эпидемия, и мы должны немедленно выявить источник инфекции.