Книга Драгоценность, страница 29 – Эми Эвинг

От этих мыслей уже болит голова, и щиплет в глазах, но я не могу придумать, как мне сбежать из этой комнаты, из этого дворца, вырваться из ненавистной золотой клетки. Когда я, наконец, засыпаю, мне снятся Южные Ворота, моя Рейвен и время, когда королевский двор был не более чем картинкой в глянцевом журнале.

На следующее утро я резко просыпаюсь от того, что с меня срывают одеяло.

– Аннабель! – хнычу я, зябко поеживаясь. Но надо мной стоит не Аннабель.

Это герцогиня.

– Вставай, – приказывает она. Аннабель мнется в дверях, на ее лице паника и мольба. Я подумываю устроить бунт, но герцогиня – не Аннабель, и с ней шутки плохи.

Быстро и бесшумно я выбираюсь из постели и встаю перед ней. Хотя и ниже меня ростом, она излучает власть и силу.

– Сядь, – говорит она, указывая на кресло. – У нас будет разговор наедине.

Она бросает взгляд в сторону Аннабель, и та делает реверанс и закрывает дверь, оставляя нас одних.

Я присаживаюсь на краешек кресла. Герцогиня устраивается на диване и внимательно смотрит на меня.

– Существует два учения в отношении суррогатов, – начинает хозяйка. – Одни говорят, что индивидуальность суррогата является помехой для развития плода. Другие считают это ценным качеством, весьма полезным для создания оптимального ребенка. К счастью для тебя, я придерживаюсь второй точки зрения. Поэтому требую от тебя сотрудничества на период нашего совместного проекта. Я не идиотка, чтобы рассчитывать на твою любовь, и, разумеется, я тебе не мать. Но мы с тобой состоим в партнерских отношениях. Жемчужина может быть и замечательным, и страшным местом. Полагаю, ты предпочтешь первый вариант.

Я смотрю на нее пустыми глазами, не уверенная в том, что понимаю, о чем она говорит.

– Ты уже знаешь, что благоразумие вознаграждается. Ты хорошо вела себя за ужином и получила виолончель. Если ты и дальше будешь вести себя, как подобает, я сделаю все, чтобы твоя жизнь здесь была приятной, насколько это возможно. Ты ведь хочешь этого, не так ли? Приятной жизни?

От ее улыбки мне хочется скрежетать зубами.

– Что вам от меня нужно? – спрашиваю я.

Герцогиня поджимает губы.

– Ты производишь впечатление неглупой девушки. Полагаю, разговор за столом не прошел мимо твоих ушей.

Я мысленно возвращаюсь в тот вечер, но вспоминаю лишь ехидные замечания, лицо Рейвен и ужасный эпизод с фокусом Далии. Герцогиня выглядит разочарованной.

– Курфюрстина недавно отпраздновала рождение своего первого ребенка, сына. Он будущий Курфюрст, и моя дочь должна быть обручена с ним. Ты должна сделать так, чтобы это исполнилось. Моя дочь должна быть красивой. Но внешность – это еще не все, в чем я убеждаюсь, глядя на своего сына. Она должна быть умной и сильной. Должна быть честолюбивой, решительной и храброй. Я хочу, чтобы она была неотразимой. Но, разумеется, – она взмахивает рукой, – все эти качества придут позже. Для того чтобы она по-настоящему выделялась уже в младенчестве, ты должна заставить ее расти. Быстрее, чем другие.

Я трясу головой, словно от этого слова герцогини могут выстроиться в логическую цепочку и обрести смысл.

– Я не… понимаю.

Герцогиня выпрямляет спину, вид у нее недовольный.

– Тебе известно, сколько было суррогатов с высшим баллом по третьему Заклинанию за всю историю Аукциона?

– Нет.

– Семь человек. Такое случается раз в пятьдесят лет. Я кропотливо изучала статистику Аукциона. Последний раз высший балл показывала девушка, которую приобрела моя мать, и это она вынашивала меня. – Она выглядит гордой, как будто имеет какое-то отношение к способностям своей суррогатной матери. – Конечно, моя родная мать не имела ни малейшего понятия, как развить тот потенциал, которым обладал суррогат. А я знаю. Я очень долго ждала тебя.

– Так вы хотите, чтобы я родила ребенка быстрее, чем все остальные, и еще сделала ее красивой, смелой и все такое? Но откуда вы можете знать, что у меня будет дочь?

Герцогиня хмурится.

– Возможно, ты не так умна, как я думала. Женщинам королевского рода разрешено иметь только двоих детей, девочку и мальчика. Сын у меня уже есть.

– Но Курфюрстина… за ужином она сказала, что собирается посадить на трон свою дочь, а не сына.

– Однако чтобы это произошло, ей необходимо иметь дочь, не так ли?

У меня все холодеет внутри. Так вот почему она убила Далию. Чтобы Курфюрстина не смогла получить дочь.

– Так вы что же, собираетесь убивать всех суррогатов, которых будет покупать Курфюрстина? – спрашиваю я.

Затянувшееся молчание давит на меня, пугает.

– Так, значит, с этого ты хочешь начать наше партнерство? – тихо, но с угрозой произносит герцогиня. Я плотно сжимаю губы. – То-то же. И не драматизируй понапрасну. Смерть не понадобится. Да и в этот раз она была ни к чему, поскольку Курфюрст никогда не согласится с тем, чтобы женщина наследовала престол. Мне просто хотелось слегка насолить Ее королевской милости.

Меня тошнит от этой женщины. Она убила невинную девочку просто из вредности.

– Но Курфюрстина сказала, что сможет переубедить Курфюрста, – настаиваю я.

Герцогиня вскидывает брови.

– Неужели? И как же она собирается это сделать?

Я смущаюсь, вспоминая, что этот разговор происходил в отсутствие герцогини, когда она вышла из комнаты.

Герцогиня впивается в меня взглядом.

– Говори.

Я стискиваю зубы и упрямо вскидываю голову.

Двигается она на удивление проворно. Только что мы сидели друг против друга, и вот она уже нависает надо мной, и ее пальцы сомкнуты на моей шее. Они, как железные когти, вонзаются в меня и сжимаются все туже, так что я едва могу дышать. Я царапаю ее руку, пытаясь высвободиться, но она еще сильнее сдавливает горло. Силища у нее невероятная.

– Слушай меня, – произносит она зловещим шепотом. – Я позволила тебе оплакивать твою подругу. Я закрыла глаза на то, что ты уничтожила годовой запас одежды. Я разрешила тебе проявить характер и побыть букой. Пока я терплю твои выходки, хотя могу прекратить их в один миг, как только захочу. Но одного я не позволю: это неуважение ко мне. Понятно?

Я пытаюсь говорить, но лишь сдавленный шипящий звук вырывается из моего горла. Ее ногти все глубже утопают в моей коже, и вот уже звезды взрываются надо мной, и мои отчаянные усилия становятся все слабее, кончики пальцев начинает покалывать, кружится голова, и глаза затягивает мутной пеленой…

Сознание возвращается вместе с яркими красками и четкими очертаниями, когда герцогиня отпускает меня. Я падаю на подлокотник, судорожно заглатывая воздух, которого мне все мало, и захлебываюсь от кашля. Мне не сразу удается прийти в себя, унять дрожь в теле. Когда я поднимаю глаза, герцогиня пристально смотрит на меня сверху вниз, и ее лицо безучастно.