Онлайн книга «Спецназ всегда Спецназ. Прорыв диверсанта»
|
– Пинский. – Вы хотите сказать, что я в Белоруссии? – Да, именно так. Похоже, девица не шутила, да и говор у нее странный – не акающий, как у москвичей. Первое, что пришло ему на ум – Пинские болота. Откуда, из каких уголков памяти он вытащил эту ассоциацию? – И болота у вас здесь есть? – уточнил он. – Полно вокруг, – первый раз за все время разговора улыбнулась девушка, – но не только болота. Речки еще есть, озера. – А какое сегодня число? – Первое июля, десятый день войны, – снова посерьезнела девушка, не спуская с незнакомого парня ставшего вдруг подозрительным взгляда. Наверное, его после взрыва все-таки контузило. Девушка о войне говорит, он сам понять не может, куда его занесло. – Месяц, год какой вы говорите? – переспросил изумленный Александр. Тут уж девушка удивилась: – Я и говорю – первое июля тысяча девятьсот сорок первого года. – Правда?! Внезапно Александр услышал странный незнакомый гул, идущий откуда-то сверху. Гул был натужным, и ничего хорошего живущим на земле не обещал. Он предупреждал: «Везу-у, везу-у-у…» Александр поднял голову и увидел идущие ровным строем звенья тяжелогруженых самолетов, по-видимому, бомбардировщиков, сопровождаемых юркими истребителями. Олеся проследила за его взглядом и тоже увидела самолеты: – Опять летят! – Кто «летят»? – Да самолеты ж фашистские! Города русские бомбить полетели! А наших самолетов что-то не видно! Кто же остановит эту черную силу? – с горечью в голосе проговорила она. И это заставило Александра поверить в страшную, неправдоподобную, но реальность. Шок и столбняк! Так сильно его никто в жизни не удивлял. – Вы не контужены, товарищ? – участливо поинтересовалась девушка. – Был взрыв, куртку посекло, а на мне – ни царапинки, – честно ответил он. – А, понятно! Вот вы все и забыли. Сами-то откуда будете? – Из Москвы. – Из самой столицы? И Сталина видели? – Нет, только на фотографиях. – Да что же мы в дверях стоим, вы же, наверное, есть хотите? Проходите в избу! Александр прошел в комнату. Обстановка бедноватая: кровать с панцирной сеткой и никелированными шишечками, домашний коврик на полу, и уж совсем древний круглый репродуктор в углу. Вошла девушка, неся крынку молока и каравай хлеба. – Вы уж извиняйте, товарищ москвич, разносолов у меня нет – чем богата… Она налила в кружку молока, отрезала ломоть хлеба. Особо есть Александр не хотел, но, учитывая обстоятельства, решил подхарчиться – еще неизвестно, когда придется поесть в следующий раз. Молоко оказалось очень вкусным: густым, с толстым слоем сливок вверху, да и хлеб отличный – с хрустящей корочкой. Александр выпил всю крынку, умял половину каравая; смахнув крошки со стола в ладонь, закинул в рот. – А что сейчас в мире творится, где фронт? – Отступают наши, по всем фронтам отступают. Говорят – немцы Борисов взяли и Бобруйск. – Это далеко отсюда? – Двести километров в сторону Москвы. Мы в немецком тылу уже. – Немцы здесь были? – Чего им тут, в болотах, делать? Они по дорогам прут. Я их не видела даже. – Даст бог – и не увидишь. – Я комсомолка и в Бога не верю. – А зря! Только в него и можно верить, остальные врут. Девушка обиженно поджала губы. – Ну а власть у вас в районе какая-нибудь есть? – Не знаю. Отца в армию неделю назад забрали, про Пинск не слышала ничего. Александр сидел в полной растерянности. Ладно бы контузия была, а то ведь – сорок первый год! А может, девушка ненормальная, а он ей поверил… – Радио работает? – Нет, конечно, – вздохнула девушка. Надо зайти к соседям, у них узнать. Александр встал, поблагодарил девушку за угощение. – Как тебя звать, красавица? Щеки девушки вспыхнули румянцем – так в деревне ее никто не называл. – Олеся. – В деревне живет еще кто-нибудь? – Одни старики и старухи остались. Из молодежи до войны одна я была. А мужиков в армию призвали. Вы-то почему не в армии? Или больной? – Ага, больной, – отшутился Саша. – А с виду – так и не скажешь, – покачала головой Олеся. – Подскажи-ка, Олеся, в какую сторону шоссе? – А вам какое? Если на север, то будет Минское, до него часа три пешком. Если на юг, так Пинское будет, до него поближе – часа два идти. И железная дорога там же. Александр снова уселся и задумался. Если все услышанное от девушки – правда, то надо обдумать ситуацию. Идти к своим, прорываясь через линию фронта? Далековато, а главное – если и выйдет, так документов нет, назвать адрес и место работы не может. Ведь НКВД проверять будет, а в отделе кадров метрополитена гражданин Дементьев Александр, тридцати шести лет, москвич, не судимый, беспартийный – не значится. Стало быть – шпион! И по законам военного времени его – к стенке! Александр передернул плечами, представив такую перспективу. Еще вариант – отсидеться здесь, в этой Богдановке. Но рано или поздно сюда заявятся немцы. Кто такой? Почему здорового мужика в армию не взяли? А может – партизанить оставили? Перспектива незавидная. А впрочем… Его в мирное время готовили к разведывательно-диверсионной деятельности во вражеских тылах – на случай войны. Сейчас война, и тыл самый что ни на есть вражеский. Он хоть и не призван, но, попав в непредвиденную ситуацию, должен действовать по совести, по велению души и в соответствии с его представлением о воинской чести. Враг топчет его землю, убивает его соотечественников, значит – и поступать ему надо соответственно. Правда, спецназ действует по заданию разведупра. Рейды короткие: выброска в тыл врага, проведение акций и возвращение к своим. Сейчас же у него рации нет, начальства и задания нет – даже оружия нет. Но это еще не повод сидеть сложа руки. И Богдановка эта как база хороша. Местность глухая, лесистая, с болотами, по обеим сторонам в отдалении – шоссейная и железная дороги. Тяжелая техника здесь не пройдет, а самому спрятаться можно запросто. Вот только загвоздка остается – как легализоваться. Он сейчас не в рейде, сколько времени пробудет – неизвестно, надо же где-то есть, мыться, в конце концов, чтобы не отличаться от людей. Александр посмотрел на Олесю, спокойно занимавшуюся домашними делами. |