Онлайн книга «Юрка»
|
Он знал, что никто его пальцем не тронет, и в былое время это порадовало бы его, но теперь… Он дрожал при мысли, что происшествие огорчит Ихтиарова, он будет сердиться и – кто знает? – может быть, навсегда изменит свое отношение к нему. Юрка уже не думал о том, что мальчик оскорбил, задел самую больную струнку в его душе, и винил только себя, одного себя. Происшествие с каждой минутой казалось ему все более и более чудовищным, и теперь, сидя на камне, он дрожал от сильного волнения. Ему казалось, что нет прощения такому страшному преступнику, и тоска сжимала душу. Вспоминались заодно и другие подобные случаи из прежней жизни, но ни один из них не казался таким страшным… Тогда другое дело… Тогда обыкновенно Юрка вступался за кого-нибудь и чаще всего за Федьку, а теперь… из-за крепости! Из-за камешков, из-за какой-то брани, которую слыхивал уже от кухарки!.. Тяжесть легла на душу, и что-то непонятное сдавило горло… Все радостное, счастливое обесцветилось вдруг и пропало. Уже не смеялась даль, не искрились золотыми улыбками струйки воды в лучах солнца. Они мрачно шептались с песком, точно обсуждая сдавленным шепотом все случившееся… Мрачным и до боли чуждым казалось все окружающее. «Эх, будь что будет!» – после долгого раздумья поднялся Юрка с камня и, понурив голову, медленно, почти машинально побрел к дому. В саду он встретил Сашу. Мальчик бежал к нему навстречу и еще издали взволнованно крикнул: – Жоржик! Тебя папа зовет! А когда подбежал к приятелю, то положил ему руку на плечо и прошептал: – Жоржик, зачем ты Васю поколотил? У Юрки совсем упало сердце. Уныло взглянул он на друга. – Разве знают? – прошептал. – Фёкла целый скандал подняла… Папа сердится… Ах, Жоржик, зачем? Я боюсь… Испуганное лицо и укоризненный тон друга терзали душу. Юрка чуть ли не готов был заплакать от раскаяния. – Саша… Он нашу крепость сломал… Я не мог выдержать… Саша не совсем понял его. Он изумленно поглядел на Юрку. – И из-за этого? – недоумевающе протянул он. – Если бы ты знал, как папа рассердился… Что будет только, Жоржик? Фёкла… – А Фёкла-то чего? – удивился Юрка. – Да Вася – сын ее… Вчера вечером приехал только… – Сын? – бессмысленно повторил Юрка и почувствовал, как неприятно похолодело сердце. Теперь он понял, откуда мальчик подхватил поразившие его ругательства, но это ничуть не успокоило, а наоборот, внесло еще больше тревоги в душу. Растерянный, испуганный взгляд Саши, которым он глядел на Юрку, точно желая найти в нем поддержку, ясно говорил, что и Саша мучится не меньше самого преступника. По привычке Юрка пожал руку приятеля. – Не унывай, Саша, – дрогнувшим голосом сказал он. И оба уныло побрели к дому. В столовой собрались все, вплоть до Фёклы и ее сына с размазанной кровью на лице. Александр Львович довольно грозным взглядом встретил провинившегося. Юрка еще больше испугался, смутился и, задрожав вдруг, потупил взор. Александр Львович молчал, с минуту старался подавить улыбку, невольно просившуюся при взгляде на «победителя», и сохранить строгое выражение. Зато Фёкла сразу начала причитать: – Господи! – всхлипывая и утирая рукавом слезы, заговорила она. – Ведь как изувечил-то… Мой тихонький, пальцем не тронет никого… И надо же… – Перестаньте! – оборвал ее Ихтиаров и, обращаясь к Юрке, спросил: – За что ты побил Васю? Юрка бросил трепетный взгляд на своего недавнего врага, потом поглядел на Ихтиарова, и во взгляде этом было столько тревоги и мольбы, что Ихтиаров чуть не прекратил допроса. Но все-таки нужно было довести дело до конца, и он повторил вопрос. Юрка ничего не ответил. Вперив взор в землю, он стоял точно изваяние какое-то. – Да говори же. Что сделал тебе Вася? – Да что он может сделать-то? Он и пальцем… – всхлипнула Фёкла. – Замолчите и ступайте отсюда! – резко крикнул Ихтиаров и добавил мягко, поймав испуганный взгляд сына: – Сашенька, уйди и ты. – Ну, так отвечай же, – уже нетерпеливо проговорил Александр Львович, когда Юрка остался один. – Он… он… сломал нашу крепость… – с трудом проглатывая что-то острое, клубком подкатившееся к горлу, отозвался наконец Юрка. – Крепость? Какую крепость? – Мы вчера с Сашей сделали… – И из-за этого нужно было драться? И тебе не совестно? Ты на себя посмотри… В каком виде твой костюм… В голосе Ихтиарова Юрка почувствовал ласковые нотки, пробивавшиеся сквозь напускной суровый тон. Это ободрило немного. – Я… не буду… больше… – прошептал Юрка и вспыхнул весь: первый раз в жизни он сказал нечто похожее на извинение. Он покраснел весь, а между тем сердце томительно сжималось в продолжение следующих нескольких секунд. Простит ли? – Это мы увидим потом, – сказал наконец Ихтиаров холодным тоном, – а пока отправляйся в свою комнату и посиди там. Юрка вышел. – Жоржик, что папа сказал? – встретил его Саша. Бедняжка, видимо, сильно страдал за друга, потому что на лице виднелись следы слез. Юрка в ответ только горестно махнул рукой, желая сказать этим: «Все пропало!» и закрыл лицо в порыве отчаяния. – Жоржик, Жоржик! – шептал Саша, обнимая друга. – Не плачь… Я попрошу папу… Он перестанет сердиться… Он добрый… И до самых дверей Юркиной комнаты он следовал за ним, стараясь утешить друга. Без сомнения, Саша не задумался бы разделить с ним заключение, но его окликнула горничная: – Сашенька, вас папенька зовут! Юрка остался один. В первый момент он бросился ничком на кушетку и залился слезами. Это было облегчение, совершенно неведомое Юрке. Такое странное и совершенно незнакомое состояние вдруг охватило его. Казалось, вместе со слезами выливалось понемногу, капля за каплей, горе и на душе становилось легче… Точно это были не слезы, а капельки огорчения, давившие тяжелой массой душу. Прошел час, и Юрка успокоился, но и не думал подниматься с кушетки. В голове проносились обрывочные мысли, и самое главное отошло уже, потеряло свою остроту… Мысли были совсем посторонние, и в голове мелькали обрывочные воспоминания то о Гутуевском порте, то о Бородулинской лавре… Вспоминалась и смуглая рожица Федьки с вечно моргающими глазенками, и пьяное лицо тетки, и даже черная борода Василия. Потом мысли совершенно перепутались… Нежная лень покрыла тело, разлилась по жилам и сомкнула глаза… Юркой овладел сон – этот могучий целитель горестей и царь забвения. Между тем в столовой разыгрывалась сцена, совершенно не похожая на обычный семейный завтрак. |