Онлайн книга «Испить до дна»
|
— Я ведь просила... ты же обещал, что мы отсюда никуда не поедем. — А мы и не поедем. У меня будет самый необычный день рождения. — Неужели опять под водой? — Лучше! Первый раз в жизни — в собственном доме! Представляешь? — Если честно — не очень. — Я тоже! Знаешь, как волнуюсь... Крыши не было, да и потолка пока тоже. Над головами скрещивались толстые балки, сквозь которые в дом с любопытством заглядывали пухлые облачка: что за девушка бродит по комнатам, такая же беленькая и пухленькая, как они сами? Они бы охотно приняли ее в свою компанию... Теперь из дома, сквозь широкие проемы еще не застекленных венецианских окон, открывался вид или, вернее, виды во все стороны: и на озерцо, и на лес, и на вольготную ширь цветущего василькового поля. Рабочие сегодня были распущены по домам, получив щедрую компенсацию за вынужденный простой. Кроме того, Алексей поставил им огромный бочонок пива с целым ящиком своих любимых раков. Правда, не выловленных в озере, а заказанных в ресторане «Океан» по немалой цене, зато без хлопот. Строители, в свою очередь, преподнесли имениннику-работодателю коньяк и шампанское. К первому этажу уже успели подвести газ, и Алена хлопотала возле духовки, выпекая пирог... ну конечно же с грибами! — Все остальное к столу — за мной. Но сегодня не из ресторана, я буду готовить сам! Можно? — Нужно! Глядя, как сноровисто он справляется со стряпней, как молниеносно разрезает лучок на тончайшие колечки, как лихо переворачивает одним движением полупрозрачные блинчики и как художественно заворачивает потом в них свою фирменную начинку, Алена засмеялась: — Мы и сами с тобой можем вдвоем открыть маленькое кафе или даже ресторанчик. — Семейное предприятие? — отозвался Алеша и осекся — не перегнул ли он палку, объединяя их, пусть только на словах, в одну семью? Он даже незаметно поплевал через левое плечо, чтоб не сглазить. Но Алена ничего этакого не заметила и продолжала смазывать корочку пирога яичным белком — для блеска. ...— Сядь! — Сел. — Нет, не за стол, лицом к стене. И зажмурься покрепче. Не вздумай подглядывать! — Угу. Четыре канцелярские кнопочки по уголкам — и вот панно уже пришпилено к свежей штукатурке. Места на этих пустых стенах для него предостаточно, не то что на венецианском вернисаже. Она отошла и скромненько встала у Алексея за спиной. Сама невольно залюбовалась, изумляясь волшебному преображению, которое произошло с картиной прошлой ночью. — Ну что, не пора? — Пора не пора, иду со двора! Три-четыре! — О! Сделанное из кожи панно разительно изменилось. Иной стала даже его географическая принадлежность. И еще из пейзажного оно превратилось в сюжетное. А все из-за крошечного добавления, того самого брюлловского «чуть-чуть». На темном фоне — том, что прежде изображал пашню, — была выложена из шляпных блесток маленькая золотая рыбка-телескопчик. Блестка к блестке, чешуйка к чешуйке, выпуклые глазищи из двух бабушкиных хрустальных пуговок. И благодаря этому угрюмая пашня превратилась в спокойное море, а проселочная дорога — в мягкий песчаный бережок. Как пляж на острове Лидо. Золотая рыбка пока еще плавала на свободе, но на берегу уже поджидала ее крошечная фигурка — не разобрать, мужская или женская. И этот персонажик, не то рыбак, не то рыбачка, держал в руках тонкую сеть — бабушкину вуальку. Паутинка сети не была жестко закреплена на кожаной основе, а оставалась большей частью зависшей в воздухе, как будто художница зафиксировала сам момент броска. И ветерок, настоящий ветерок, веющий из оконных проемов, легонько колыхал ее. От этого все изображение как будто двигалось... Два живых существа на картине. Кто есть кто? Алеша — в воде, а рыбачка Алена на берегу, и он — ее золотая рыбка, выполняющая желания? Или наоборот — это он подходит к Венецианскому заливу, чтобы спасти тонущую, пока еще не знакомую ему, девушку из коварных волн? Понимай как знаешь! Алексей молча откинул голову назад и прислонился к Алениной груди затылком. — Ну как? Ничего? — спросила она с трепетом. В ответ он только потерся об нее жестким ежиком коротко подстриженных волос. — А знаешь, Алеша, оно ведь ездило со мной в Венецию. — Правда? Наверно, именно поэтому оно насквозь пропитано любовью! — Только оно было тогда немного другим. — Изменилось за полтора месяца или... за вчерашнюю ночь? — Понимай как знаешь, хитрец! — Если б я мог выразить, как люблю тебя... Она позволила ему попытаться выразить свои чувства, и для этого они вернулись в ее дом, в спальню. И он выражал их талантливо, будто тоже писал картину, — мазок за мазком, оттенок к оттенку. Вздох к вздоху и стон к стону. И поцелуй к поцелую, и рука к руке, и тело к телу... Отброшен на пол, мимо стула, серый галстук с лазуритовой булавкой, и мнется под повлажневшими спинами элегантный, но потерявший всю свою строгость пиджак... — О, простите! — раздался низкий, резкий голос откуда-то из другого мира, извне с их Алешей любви. — Какой пассаж, нарушили весь интимчик, — лепетал второй голосок, повыше. Алеша и Алена отпрянули друг от друга, непонимающе моргая и тяжело дыша. В дверях спальни стоял, загораживая широченным торсом весь проем, Григорий Саранцев собственной персоной. А из-за его плеча выглядывал вертлявый Димочка. — Вон отсюда! — яростно прошипела Алена. Кажется, и этот день рождения был испорчен. Не радиограмма из Австралии — так дружки-художнички... ...За «праздничным» столом сидели вчетвером. Алексей категорически запретил отправить непрошеных визитеров восвояси: — Гость в дом — радость в дом. В его взгляде, однако, не только не было радости, но загорелся какой-то хищный, недобрый огонек. И разговаривал он подчеркнуто вежливо, размеренно, слегка понизив голос. Так пьяница, чтобы не шарахаться из стороны в сторону, старательно идет по половице, точно гимнаст по буму. Праздник кончился. Началась пытка. Григорий был немногословен и хмур. Как всегда, впрочем. Но помрачнел еще более обычного, увидев на стене хорошо знакомое панно. Заметил ли он внесенные дополнения — неизвестно. Он не комментировал. |