Онлайн книга «Лесные сказки и были»
– Ну, как – отчего? Что ты спрашиваешь? – Не знаешь? А отчего зуёк кланяется, а плиска хвостиком кивает? Это они здороваются? – Какие пустяки! Разве птицы здороваются? – А вон ещё птицы. Белые, белые! Большие. – Ну, чайки. – Да, да… Они рыбку из воды клюют. А зачем они белые? – Какие глупые вопросы! Я сказал тебе: мне не мешай. А ты всё время со мной разговариваешь. Ступай отсюда. Займись своими игрушками. Ступай, ступай, нечего! Дочь надула губки, всхлипнула. Но ослушаться не посмела – ушла. Отец вдруг положил перо. Посмотрел в окно и крепко задумался. А вечером, когда дочь пришла поцеловать его на ночь, он сказал ей: – Ты прости меня, пожалуйста, что я утром назвал твои вопросы глупыми. Они совсем не глупые. Я подумал – и теперь могу тебе рассказать три сказки. – Расскажи, расскажи! – обрадовалась дочь. И она ловко вскарабкалась к нему на колени. Отчего у сороки такой хвост – Первая сказка, – сказал отец. – Жила-была птица. Спросишь, какая? Да никакая. Просто птица, и всё тут. У неё имени не было, одно названье – птица. И жила она знаешь где? У человека в голове. Один раз человек открыл рот, хотел зевнуть. Она – порх! – и вылетела. Смотрит, – день весенний, весёлый. Небо голубое-голубое, на нём солнце, белые облака. Простору сколько! Внизу стоит лес – кудрявый, густой, тенистый! Уютный такой. А ниже леса – река. Вода бежит, блещет, по берегам кусточки зелёные, песок золотой горит. «Ах! – думает птичка. – Красота какая! Весело как!» Весело-то весело, а кушать надо. Видит: мухи, комары кругом летают. Замахала крылышками, погналась за ними. А крылышки у неё ни длинны, ни коротки, ни круглы, ни остры – средненькие. Машет крылышками – за мухами, комарами гоняется, а поймать не может. Вдруг мчится стриж. Вперёд пронёсся, круг дал, да назад, да вниз, да вверх, вправо, влево – да всех мух, комаров и переловил. – Вот, – говорит, – как летать надо, чтобы мух, комаров ловить. Вот какие крылья для этого надо, видела? Посмотрела птица, – у него крылья длинные-длинные. Сложит их, – под ними и хвоста не видно. Узкие крылья, острые, как кривые ножницы, если их растопырить. «Ну, так и в лес полечу, – думает птица. – Там себе что-нибудь промыслю». Прилетела в лес, а там – чаща. Крылья за ветки задевают, хвост поворачивать не успевает. А хвост у неё ни длинен, ни короток, ни широк, ни узенький – средненький. Выскочила из чащи сорока, хохочет: – Да разве с таким хвостом в лесу летать? Тут во какой хвост надо, видела? И подняла свой хвост. А хвост у сороки длиннее самой сороки. – Крылышки тебе поменьше бы надо, покруглей, а хвоста прибавить, чтобы верть – и повернула, верть – и в другую сторону. В чаще-то всё так. Дёрнула хвостом – и нет её. «Ну, – думает птица, – значит, на реку мне лететь надо. Там промыслю». И полетела. Тут первой сказке конец, а тебе ответ, – отчего у сороки такой хвост. Кому зуёк кланяется, а плиска хвостом кивает – Вторая сказка, – говорит отец. – Прилетела птица на реку. Села на обрыв и видит: по песку, у самой волны, бегает зуёк. Побежит-побежит и станет. А станет, – сейчас кланяться начнёт. И кланяется, и кланяется. А на камушке в воде сидит тоненькая плиска. И всё хвостиком кивает, всё кивает хвостиком. Птица думает: «Кому это они кланяются? Уж не мне ли?» Вдруг – жжип! – со свистом пронёсся над ней чеглок-соколок. И пропал. Зуёк и плиска кричат птице: – Счастье твоё, что ты смирнёхонько сидела. А то увидел бы тебя чеглок-соколок и унёс в когтях. Пискнуть бы не успела. Птица удивилась: – А почему бы он меня увидел, если б я двигалась? – Да потому, что ты на земле сидишь, кругом тебя одни камни, тихо всё, не шевелится. А кто шевельнётся, того сразу заметно. – Так чего же вы-то кланяетесь, вы чего киваете? – А мы у волны живём. Волна колышется, и мы колышемся. Нам так надо. Станем смирно, а кругом всё движется, всё качается, – сразу нас заметно. – Тут второй сказке конец, а тебе ответ, – кому зуёк кланяется, а плиска хвостиком кивает. И третья сказка… Почему чайки белые Птица думает: «В воздухе мне не прожить, в лесу не прожить и на реке, выходит, тоже не прожить: я прятаться не умею. Кто бы меня защитил?» И видит – летит-плывёт над рекой белая чайка. Вдруг чайка крылья сложила и пала в воду. Пала в воду, крыльями над спиной взмахнула и опять на воздух поднялась. А во рту у неё – рыбка. Тут ещё и ещё со всех сторон налетели белые чайки. Стали над рекой кружиться, падать, подниматься – из воды рыбок таскать. «Вот славно, – думает птица. – Пристану к чайкам. И сыта буду и цела буду: чайки большие, чайки сильные, они меня от чеглока-соколка защитят». Полетела к белым чайкам: – Примите меня в артель! Посмотрели на неё белые чайки и говорят: – Не годишься ты в нашу артель. Как ты своим носом рыбку будешь ловить? У нас, видишь, носы крепкие, острые. А твой нос ни крепок, ни мягок, ни тупой, ни остренький – средненький. – Ничего, как-нибудь, – говорит птица. – И серенькая ты, – говорят белые чайки. – Даже и не поймёшь, какого цвета. А мы, видишь, белые. – А почему вы белые? – спрашивает птица. – Нам другими быть нельзя, – отвечают белые чайки. – Первое дело – рыбки из воды нас видеть не должны, а то разве их поймаешь! Рыбки снизу смотрят – над ними потолок белый. Водяной потолок. А над ним – небо, на нём облака белые. Нас, белых, над белым, под белым, рыбкам не видно. Второе дело – мы дружной артелью рыбку ловим. Разлетимся в разные стороны, и каждая высматривает рыбку. Рыбка стадами ходит. Вот мы и глядим друг за дружкой издали, из глаз не выпускаем. Вот сложила подружка крылья – пала на воду. Ага, – значит, рыбка там! И все мы к счастливой подружке спешим, все рядом ловить принимаемся. Издали мы друг на дружку сбоку смотрим. И нам друг дружку хорошо видать: ведь белые мы, заметные на воде и над берегом. А тебя, серенькую, нам не усмотреть: ты над берегом полетишь – не видно, мимо леса – не видно и под небом – не видно. Уж на что у чеглока-соколка глаза вострые, – и тот тебя не приметил. А кого не видно, для нас того и нет. |