Онлайн книга «Лесные сказки и были»
По утрам на заре слышала Зинька чьи-то громогласные крики, будто в трубы кто-то трубил где-то за лесом. Полетела она в ту сторону и вот видит: болото, мох да мох, и сосенки на нём растут. И ходят на болоте такие большие птицы, каких никогда ещё Зинька не видела, – прямо с баранов ростом, и шеи у них долгие-долгие. Вдруг подняли они свои шеи-трубы да как затрубят, как загремят: – Тррру-рру! Тррру-рру! Совсем оглушили синичку. Потом один растопырил крылья и пушистый свой хвост, поклонился до земли соседям да вдруг и пошёл в пляс: засеменил, засеменил ногами и пошёл по кругу, всё по кругу; то одну ногу выкинет, то другую, то поклонится, то подпрыгнет, то вприсядку пойдёт, – умора! А другие на него смотрят, собрались кругом, крыльями враз хлопают. Не у кого было Зиньке спросить в лесу, что это за птицы-великаны, и полетела она в город к Старому Воробью. И Старый Воробей сказал ей: – Это журавли: птицы серьёзные, почтенные, а сейчас, видишь, что выделывают. Потому это, что пришёл весёлый месяц май, и лес оделся, и все цветы цветут, и все пташки поют. Солнце теперь всех обогрело и светлую всем радость дало. ИЮНЬ Решила Зинька: «Полечу-ка я нынче по всем местам: и в лес, и в поле, и на реку… Всё осмотрю». Первым делом наведалась к старому другу своему – Дятлу-Красношапочнику. А он как увидел её издали, так и закричал: – Кик! Кик! Прочь, прочь! Тут мои владения! Очень удивилась Зинька. И крепко на Дятла обиделась: вот тебе и друг! Вспомнила о полевых куропатках, серых, с шоколадной подковкой на груди. Прилетела к ним в поле, ищет куропаток, – нет их на старом месте! А ведь целая стая была. Куда все подевались? Летала-летала по полю, искала-искала, насилу одного петушка нашла: сидит во ржи, – а рожь уж высокая, – кричит: – Чир-вик! Чир-вик! Зинька к нему. А он ей: – Чир-вик! Чир-вик! Чичире! Пошла, пошла отсюда! – Как так! – рассердилась Синичка. – Давно ли я всех вас от смерти спасла – из ледяной тюрьмы выпустила, а теперь ты меня и близко к себе не пускаешь? – Чир-вир, – смутился куропачий петушок. – Правда, от смерти спасла. Мы это все помним. А всё-таки лети ты от меня подальше: теперь время другое, мне вот как драться хочется! Хорошо, у птиц слёз нет, а то, наверно, заплакала бы Зинька: уж так ей обидно, так горько стало! Повернулась молча, полетела на реку. Летит над кустами, – вдруг из кустов серый зверь! Зинька так и шарахнулась в сторону. – Не узнала? – смеётся зверь. – Ведь мы с тобой старые друзья. – А ты кто? – спрашивает Зинька. – Заяц я. Беляк. – Какой же ты беляк, когда ты серый? Я помню беляка: он весь белый, только на ушках чёрное. – Это я зимой белый, чтобы на снегу меня видно не было. А летом я серый. Ну и разговорились. Ничего, с ним не ссорились. А потом Старый Воробей и объяснил Зиньке: – Это месяц июнь – начало лета. У всех нас, у птиц, в это время – гнёзда, а в гнёздах – драгоценные яички и птенчики. К своим гнёздам мы никого не подпускаем – ни врага, ни друга: и друг может нечаянно разбить яичко. У зверей тоже детёныши, звери тоже никого к своей норе не подпустят. Один заяц без забот: растерял своих детишек по всему лесу и думать о них забыл. Да ведь зайчаткам мать-зайчиха нужна только в первые дни: попьют они материнское молочко несколько дней, а потом сами травку зубрят. Теперь, – прибавил Старый Воробей, – солнце в самой силе, и самый длинный у него трудовой день. Теперь на земле все найдут, чем набить своим малышам животики. ИЮЛЬ – С новогодней ёлки, – сказал Старый Воробей, – прошло уже шесть месяцев, ровно полгода. Запомни, что второе полугодие начинается в самый разгар лета. А пошёл теперь месяц июль. А это самый хороший месяц и для птенцов и для зверят, потому что кругом всего очень много: и солнечного света, и тепла, и разной вкусной еды. – Спасибо, – сказала Зинька. И полетела. «Пора мне остепениться, – подумала она. – Дупел в лесу много. Займу, какое мне понравится свободное, и заживу в нём своим домком!» Задумать-то задумала, да не так просто оказалось это сделать. Все дупла в лесу заняты. Во всех гнёздах птенцы. У кого ещё крохотки, голенькие, у кого в пушку́, а у кого и в перышках, да всё равно желторотые, целый день пищат, есть просят. Родители хлопочут, взад-вперёд летают, ловят мух, комаров, ловят бабочек, собирают гусениц-червячков, а сами не едят: всё птенцам носят. И ничего: не жалуются, ещё и песни поют. Скучно Зиньке одной. «Дай, – думает, – я помогу кому-нибудь птенчиков покормить. Мне спасибо скажут». Нашла на ели бабочку, схватила в клюв, ищет, кому бы дать. Слышит – на дубу пищат маленькие щеглята, там их гнездо на ветке. Зинька скорей туда – и сунула бабочку одному щеглёнку в разинутый рот. Щеглёнок глотнул, а бабочка не лезет: велика больно. Глупый птенчик старается, давится – ничего не выходит. И стал уж задыхаться. Зинька с испугу кричит, не знает, что делать. Тут Щеглиха прилетела. Сейчас – раз! – ухватила бабочку, вытащила у щеглёнка из горла и прочь бросила. А Зиньке говорит: – Марш отсюда! Ты чуть моего птенчика не погубила. Разве можно давать маленькому целую бабочку? Даже крылья ей не оторвала! Зинька кинулась в чащу, там спряталась: и стыдно ей и обидно. Потом много дней по лесу летала, – нет, никто её в компанию к себе не принимает! А что ни день, то больше в лес приходит ребят. Все с корзиночками, весёлые; идут – песни поют, а потом разойдутся и ягоды собирают: и в рот и в корзиночки. Уже малина поспела. Зинька всё около них вертится, с ветки на ветку перелетает, и веселей Синичке с ребятам, хоть она их языка не понимает, а они – её. И случилось раз: одна маленькая девочка забралась в малинник, идёт тихонько, ягоды берёт. А Зинька над нею по деревьям порхает. И вдруг видит: большой страшный медведь в малиннике. Девочка как раз к нему подходит, – его не видит. И он её не видит: тоже ягоды собирает. Нагнёт лапой куст – и себе в рот. «Вот сейчас, – думает Зинька, – наткнётся на него девочка, – страшилище это её и съест! Спасти, спасти её надо!» И закричала с дерева по-своему, по-синичьему: – Зинь-зинь-вень! Девочка, девочка! Тут медведь. Убегай! |