
Онлайн книга «Фомка-разбойник»
![]() – Чего?! – гаркнул Степан, сколько мог из сдавленной веревкой груди. В голове у него помутнело от натуги. – Смаривай! – донесся голос снизу. Лука давал знать, чтобы Степан ослабил бечеву: лодка шла прямо на камень. Степан не сообразил сразу. Его рвануло, сбило с ног и поволокло по каменистому берегу к воде. Над самым обрывом он успел упереться обеими руками в большой камень и повис над бурлящей рекой. На одно мгновение он увидел под собою неистовую пляску волн. Волны, подскакивая, обнажали острые камни на дне. Степан успел только подумать: «Смерть!» И сейчас же бечева, захлестнув его голову, повернула его лицом к берегу. Он увидел теперь над собой утес. С голого камня – совсем близко от Степана – свесилась человеческая голова. Голова была вытянута огурцом и вся почти обросла шерстью. Левый глаз вытек, и на его месте была кровавая круглая болячка. Единственным своим глазом голова неподвижно смотрела на Степана. Черный рот улыбался. Все это Степан успел заметить в один миг. Резким движением он высвободился из-под бечевы. На помощь ему бежал уже Ипат. Он перехватил бечеву, помог Степану и сам повел лодку через порог. Степан взглянул на скалу. Там торчал только одинокий куст можжевельника. Головы не было. Кержаки ругали его за неловкость, а он все еще никак не мог очухаться. «Померещится же такое! – раздумывал он. – Три дня в тайге, живого человека слыхом не слыхать, а тут этакая харя!» Он решил ничего не говорить кержакам о своем видении: подумают – рехнулся. К полудню сделали привал. Сеткой наспех наловили рыбы, сделали «опал»: прямо в костер покидали рыбу, опалили и спекли. Содрав кожу с чешуей, солили и ели. – Ты слушай крику-то, – наставительно говорил Степану Ипат. – К самой Горелой подходить станем, так разве такие шиверы пойдут? Кипяток! Еще хлебнем морцовки-то. Скоро у кержаков разговор перешел на другое. – К дружку бы завернуть, – обратился Ипат к брату. – Не видать его нонче на берегу-то. – Небось сам заявится, – отвечал Рябой. – Про Горелую попытать. – Сами увидим, занята аль нет. Нечего нам с ним разговоры разговаривать! – ворчал Рябой. В это время близко от охотников за кустами яростно залаяла собака. – Гляди вот, – закончил Рябой, – наверняк твой одноглазый дружок пожаловал. Гони ты его! – Твоя напала! – сказал Ипат Степану. – Запрети собаку. Степан крикнул в кусты: – Цыц, Пестря! Подь сюды! Из кустов выскочил пестрый кобель. За ним показался приземистый человек с большим суком в руке, которым он отбивался от собаки. Степан вздрогнул так сильно, что горячий чай плеснул ему из кружки на руку: он мгновенно узнал вытянутую огурцом голову, одноглазое лицо в шерсти. – Чай да сахар! – неожиданно тонким голосом пропищал черный волосатый рот. – Опять в наши края, дорогие гости? Сейчас только дымок ваш заприметил. Дай, думаю, дойду спрошу, не надо ль чего: провианту там, аль спирту? Надолго, поди, в тайгу-то? На осеновку, аль за одним и на зимовку? – Беседуй, Нефёдыч, – прервал Ипат словоохотливого пришельца. – Провианту не потребуется, – сполишком брали. А вот поведай нам, соболь нонче доспел ли и какие артели вперед нас прошли? – Можно и про соболя и про артели. Нам для хороших людей не жалко, – вкрадчиво говорил Одноглазый. Степан со страхом смотрел, как глаз его, масляно поблескивая, перебегая с охотника на охотника, остановился на нем. – Зверь весь уже, слыхать, выкунел: и белка, и горносталь, и соболь. А промышленного люда тоже дивно прошло на белки [14] . И на лодках заходят и на конях, слышь, заезды делают. Охотники переглянулись. Рябой сердито сплюнул в костер. Ипат будто равнодушно спросил: – Которые и на Горелую забралися? – На Горелую? Запамятовал я чего-то… Степан видел, что Одноглазый хитрил, может быть, ждал еще вопроса. Кержаки молчали. Степан старался угадать: откуда взялся этот одноглазый, заросший шерстью, как зверь? Кругом на сотню верст безлюдная тайга. Что он делал там, на утесе? Отчего он все знает в тайге? Почему он скрывает про Горелую, куда Ипат ведет свою артель? Ответов на эти вопросы не было. – Емельян Федосеич что же нынче не с вами? – расспрашивал Одноглазый. – Уж не вы ли, человек молодой, от него будете? – уставился он на Степана. – От него в артель вступил, – ответил за Степана Ипат. – Занемог Емельян. Одноглазый стал расспрашивать о деревенских делах. Отвечал ему Ипат. Только когда охотники допили чай и собрались продолжать путь, Ипат сказал: – Так ежели какая артель на Горелую станет пробираться, ты, Нефёдыч, скажи им, что-де мы там отаборились. – От дурной! – притворно спохватился Одноглазый. – Совсем было из головы вон! Ведь на Горелую-то еще вчерась минусинские ребята прошли. – Ястри тя! – прорвало вдруг рыжего Луку. – Чего же ты, дьявол одноглазый, в прятки-то прикидываешься? Сам же ты туда их послал! – Зачем посылать, – степенно отвечал Одноглазый. – Сами пошли. «Нынче, – говорят, – зверь у нас кругом обловился, а у вас тут, наслышаны мы, на Горелой рясно [15] соболя родится». – Асмодей ты! – ругался Рыжий, сталкивая лодку в воду. – Своих на наше место поставил! Одноглазый, словно не слыша, как его честят, ласково зазывал: – Назад будете, нас не забудьте! Добрым людям всегда рады… Соболей продать или там спиртишка понадобится, – на всем ответ держим! – Ладно, – сказал Ипат и стал спихивать лодку. За первой лодкой спустили и вторую. Теперь берег был ниже, тянуть было ловчей, и лодки плавно шли вдоль пологого берега. – Скажи ты на милость, Лука Фомич, – спросил Степан Рыжего, – и откуда это пугало в тайге взялось? Во все время пути кержаки почти не разговаривали со Степаном. Они считали его ниже себя: он ведь был новичок в тайге, к тому же от хозяина в артели и, значит, им не ровня. Но в этот раз Луке самому, видно, не терпелось поговорить. – С царской каторги беглый. На воле, слышно, харчевню держал, проезжих купцов чистил. – Откуда он про тайгу-то все знает? – Зимовщик он здесь, «дружок», по-нашему. Место такое выбрал, – татарин ли, русский – всяк мимо него в тайгу заходит. Провиянт держит, самосядку. Одно слово – паук таежный. |