Книга Милая плутовка, страница 38 – Джоанна Линдсей

— А как, скажи на милость, мне тебя называть? Твоим настоящим именем?

— Джорджи — мое настоящее имя.

— Продолжай, милая девочка, чтобы я мог наконец поверить тебе. — Ответа не последовало, и его лицо приобрело упрямое выражение. — Ага, стало быть, я должен силой вытягивать все из тебя? Может, воспользоваться инструментами инквизиции — плеткой, дыбой и прочим?

— Вовсе не смешно, — сказала Джорджина.

— Возможно, ты так и не считаешь, но я нахожу это весьма интересным. Не ерзай по мне, любовь моя. Вообще-то твои телодвижения мне очень даже приятны, но я настроен прямо сейчас выслушать твои объяснения. И почему бы нам не начать с объяснения того, зачем тебе понадобился весь этот маскарад.

Джорджина вздохнула и положила голову ему на грудь.

— Мне нужно было срочно уехать из Англии.

— Ты оказалась в беде?

— Нет, просто я не могла оставаться там ни одного лишнего дня.

— А почему бы тебе было не отправиться обычным образом, купив билет?

— Потому что через Атлантический океан собирались плыть только английские корабли.

— Возможно, в этом есть какой-то смысл… Дайка мне подумать, попробую его найти… Нет, не могу. Чем тебя не устраивают английские корабли?

Она подняла голову и хмуро проговорила:

— Ты в этом, возможно, ничего плохого не видишь, но я презираю все английское.

— В самом деле? А я тоже из разряда презираемых?

Когда на сей раз его бровь снова взметнулась вверх, Джорджине страшно захотелось вернуть ее на место.

— Был. Пока что я еще не решила окончательно, относишься ли ты к ним и сейчас.

Джеймс улыбнулся, затем хмыкнул:

— Теперь я, кажется, начинаю понимать, Джордж. Надеюсь, ты не из числа тех слишком горячих американцев?

— Что из того, если даже и так? — с вызовом спросила она.

— Тогда, естественно, мне придется запереть тебя в трюме. Это самое подходящее место для тех, кто так любит начинать войны.

— Мы не начинали.

Джеймс молча поцеловал ее. Затем, обняв ее обеими руками, стал целовать горячо и страстно, так что у Джорджины зашлось дыхание, после чего сказал:

— Я не собираюсь попусту спорить с тобой, милая девочка. Что ж, ты американка. Я могу простить тебя за это.

— Почему ты…

Джеймс давно знал: то, что безотказно действует, заслуживает повторения. Поэтому он снова поцеловал ее, и этот поцелуй длился до тех пор, пока Джорджина не впала в полубессознательное состояние. К этому моменту он возбудился сам и почувствовал угрызения совести за то, что до такой степени раздразнил ее.

— Мне наплевать на то, какой ты национальности, — сказал он, и губы его почти касались ее губ. — Я не участвовал в этой нелепой войне, не поддерживал, политику, которая привела к ней. И вообще я тогда жил в Вест-Индии.

— Ты все-таки англичанин, — проговорила, хотя и без особого пафоса, Джорджина.

— Совершенно верно. Но мы ведь не будем придавать этому значение, не правда ли, любовь моя?

Поскольку в это время он покусывал ей губы, она не смогла отыскать ни единого контраргумента, а лишь шепотом сказала «нет» и стала отвечать ему тем же. Она ощутила перемену в его теле и поняла, что это означает. У нее мелькнула мысль, что допрос прекратится, если они возобновят любовную игру. А то, что у нее самой снова возникло желание, никакого отношения к делу не имеет.

Через некоторое время, когда простыни оказались сбитыми и сдвинутыми к ногам, а Джорджина — снова лежащей на Джеймсе, он сказал:

— А теперь мы можем поговорить о том, что я почувствовал, когда обнаружил, что под моим крылом оказался не парень, а девица. Ты можешь себе представить мое смятение при воспоминании о том, как ты помогала мне мыться, как я… раздевался в твоем присутствии?

Джорджине стало не по себе. То, что она обманывала, уже плохо, но еще хуже, что обман создавал ситуации, которые сам капитан считал сейчас щекотливыми. Надо было сказать правду в самый первый день, когда он позвал ее помыть спину. А она, наивная дура, тешила себя мыслью, что ее обман не раскроется до самого конца путешествия.

У капитана есть все основания быть сердитым на нее. Не без колебаний Джорджина спросила:

— Ты очень зол на меня?

— Нет, не очень. Во всяком случае, сейчас. Я получил достаточную компенсацию. Ты фактически заплатила за свой проезд и за все другое.

Джорджина перестала дышать, не веря собственным ушам. Как может он говорить что-то подобное сейчас, после того, как они были столь близки? Очень просто, дура ты набитая. Ведь он англичанин, надменный, напыщенный лорд. А как он назвал тебя? Девицей. И уже это говорит о том, какого низкого мнения он о тебе.

Джорджина медленно выпрямилась на кровати. Когда она устремила на него взгляд, лицо ее было гневно, и Джеймс понял, что она до глубины души оскорблена.

— Ты бы по крайней мере подождал до утра, прежде чем говорить подобные гадости, сукин ты сын!

— Прошу прощения?

— Ты все прекрасно слышал! Джеймс протянул к ней руку, но она соскочила с кровати. Он попытался объясниться:

— Я вовсе не то имел в виду, просто я неудачно выразился, Джордж!

Она резко повернулась к нему.

— Не называй меня этим именем!

Сознавая абсурдность происходящего, он спокойно заметил:

— Но ведь ты так и не сообщила мне своего подлинного имени.

— Меня зовут Джорджина.

— Спасибо. Но я все-таки буду называть тебя Джорджем.

— Я собираюсь ложиться спать, капитан. В своей кровати, — высокомерно добавила она, и надо сказать, что сыграно это было великолепно, хотя она и стояла перед ним нагая. — Буду весьма признательна, если ты найдешь для меня другое место завтра утром.

— Стало быть, сейчас мы наконец-то видим настоящего Джорджа, его подлинный темперамент во всей своей красе.

— Пошел ты к черту, — огрызнулась она, обходя кровать и забирая по ходу свою одежду.

— За всем, что я говорил и делал, стоит одно: я хотел сделать тебе комплимент… по-своему.

— То, что ты… вы говорите, дурно пахнет, — сказала она и после паузы презрительно добавила: — сэр.

Джеймс вздохнул, но через пару секунд, глядя на удаляющуюся обнаженную девушку, на развевающиеся черные волосы, достигающие круглой белоснежной попки, он улыбнулся и с трудом сдержал смех. С нею не соскучишься.

— А ты могла бы на неделю стать кроткой, Джордж?

— Только если проткнуть мне дырки в языке, — тут же отреагировала она.

На сей раз Джеймс рассмеялся, но совсем тихонько, чтобы Джорджина не расслышала. Он повернулся на бок, наблюдая за ней. С гримасами и ужимками Джорджина в сердцах швырнула одежду в угол. Однако тут же сообразила, что сделала глупость, схватила рубашку и надела ее. Хотела было уже залезть в койку, но опять передумала, схватила брюки и натянула их на себя. Решив, что теперь она вполне прилично выглядит, Джорджина наконец взобралась на койку. Легкость, с которой она это проделала, навела Джеймса на мысли, которые и раньше приходили ему в голову.