Книга X20, страница 34 – Ричард Бирд

— Я все время стараюсь, чтобы горло, голосовые связки и легкие были в наилучшем состоянии.

Ее руки помедлили перед каждой важной частью ее певческой анатомии.

— Это как спорт. Необходимо тренироваться. Необходимо выкладываться. Необходимо бегать. Ты любишь бегать?

— Не знаю.

— Каждая мельчайшая альвеола должна быть чистой как стеклышко. Ты знаешь, что такое альвеолы?

— Кусочки легкого.

— Тогда я смогу брать высокие ноты. В парижской школе они не должны затухать. Ты себе представляешь размеры легкого?

— Нет, не представляю.

— Я имею в виду — заботиться о нем. Та еще работенка.

— Нет, честно не знаю.

— Если расстелить легкое взрослого человека, оно покроет около сорока квадратных метров. Ты только представь.

Что-то в ней меня беспокоило. Я подумал, может, ее рот, но мне нравился ее рот. Может, то, как она смотрела на меня поверх очков, или четкость ее голоса. Как бы то ни было, я был вполне уверен, что она не трансвестит.

— Ты всегда хотела стать оперной певицей?

— Только когда поняла, что делаю успехи, — сказала она. — У меня это получается. А вот и она.

Джинни встала, бросила окурок и раздавила его подошвой. Пытаясь искрошить его до неузнаваемости, она покрутила ступней, а потом ногой и худенькими ягодицами сначала в одну сторону, а затем в другую. Она убивала сигарету, когда та уже давно была мертва.

Глядя на свет на ее лодыжке, я подумал, не предам ли я Люси, если влюблюсь в кого-нибудь еще.

— Он великий человек и великий ученый. Его работа о табачной мозаике воистину революционна, и нам ни к чему терять человека такого калибра.

Джулиан вытянул руки вдоль спинки дивана черной кожи. Его кабинет располагался на втором этаже Центра исследований и выходил окнами на гаревую беговую дорожку, асфальтированный теннисный корт и пруд, где мы нашли Бананаса. Волосы его потемнели и были подстрижены гораздо короче, чем в последний раз в Гамбурге.

Я предложил ему “Кармен”.

— Ты ведь знаешь, это запрещено, — отмахнулся он. На солнце блеснуло его обручальное кольцо. — Но сам, конечно, кури на здоровье.

Собственный кабинет, костюм в тонкую полоску, очки в тонкой оправе — трудно было поверить, что Джулиан все равно мой ровесник. Я был одет в спортивный костюм.

— Тебя трудно найти, Грегори.

— Ты знал, где я.

— Ты не отвечал на мои письма.

— Я не получал никаких писем.

— Значит, затерялись на почте. Как те, что я слал тебе в Париж.

— Наверно, — сказал я.

“Кармен” оказалась одной из тех, невкусных. Я наклонился в кресле, тоже черной кожи, потянулся к пепельнице из оникса на продолговатом журнальном столике. Рядом с пепельницей стояла прозрачная коробка с сигаретами.

— Отлично выглядишь, — сказал Джулиан. — Я слышал, твоей работой весьма довольны.

— За мной хорошо приглядывают.

Он хотел удостовериться, что у меня достаточно денег и что мне дают билеты на регби и “Формулу-3”. Возможно, меня заинтересует Глиндебурн, где компания любит финансировать цирк? Я сказал, что “Бьюкэнен” всегда был весьма щедр.

— Мы многим тебе обязаны, Грегори, — сказал он и, тщательно выдержав паузу, добавил: — Поэтому не думаю, что езда на мотоцикле — хорошая затея.

Я спросил, сколько еще он собирается здесь пробыть.

— Слишком опасно, — сказал он, — риск велик. Расскажи мне что-нибудь о Барклае. Ну то есть — что он за человек.

Ах, опять этот Тео. Легче легкого. Он потерял голову и позабыл близких друзей ради слепой страсти к фанатичке, которая борется с курением и ненавидит даже самый облик Тео. Но я не собирался говорить этого Джулиану, потому что измена Тео все-таки лучше, чем разбить человеку сердце просто на спор. Я сказал:

— Что вы собираетесь с ним сделать?

— Это не наказание, Грегори. Мы ведь все на одной стороне, помнишь? Мы изо всех сил пытаемся защитить его от людей из ЛЕГКОЕ и приглядим за ним, как приглядывали за тобой.

Он наклонился и зажег мою вторую “Кармен”, но сам к сигаретам не притронулся, хотя на столе стояла прозрачная коробка. Он сказал, что надо бы иногда ходить куда-нибудь вместе. Что мне надо познакомиться с его женой.

Черная хлопчатобумажная бейсболка с золотой эмблемой “Джей-пи-эс” спереди. Уолтер придерживает открытую дверь перед Эмми, которую я не видел с похорон Тео. Она не изменилась. Выглядит хорошо, спокойно, будто до сих пор влюблена, и намного моложе, чем на самом деле. Вот что значит не курить.

— Уолтер говорит, ты бросаешь, — говорит она, а я мямлю что-то в ответ и говорю, что пока рановато еще утверждать.

— Вот почему я принесла тебе вот это.

Она протягивает мне квадратную зеленую карточку, на которой напечатано: драматический клуб “Колокольчик”, “Микадо”, приглашение на два лица. Пока я гадаю, что это значит, Уолтер идет заваривать чай, шаркая к двери, словно в тапочках. Я слышу, как он подносит спичку к трубке, и Гемоглобин трусит к нему.

— Спасибо, — говорю я, — но вообще-то я не большой поклонник таких вещей.

— Ты просто не знаешь.

— Называй это инстинктом.

— Всего одно представление, и тебя зацепит. Поверь мне.

Эмми подходит вплотную к Бетт Дэвис на афише “Вперед, путешественник” и пристально ее рассматривает. Затем переходит к обрамленной репродукции магриттовской трубки. Улыбается.

— Это из Парижа, — говорю я. — Как там “В путь” поживает?

— Прекрасно, — говорит она. — Бегаем, немного катаемся на велосипедах, изучаем основы скалолазания. Интересные люди.

Она некоторое время разглядывает акупунктурную схему уха, а потом — пристальнее — срез легкого. Тихонько вздыхает, почти про себя.

— Ты только посмотри на все это, — говорит она. — Он всегда знал, что это его убивает.

— Он не хотел забывать риск игры. Плакаты и все остальное — напоминание нам. Они не давали нам врать.

— Вся жизнь впустую.

— Она всегда впустую, — говорит Уолтер, вернувшийся с чаем. — Вспомни свою мать.

— Это не одно и то же. Она никогда в жизни не курила.

Эмми смотрит на изречение Парацельса над дверью.

— А бедный старый Бананас, — говорит она, берет чашку у Уолтера, держит ее обеими руками и сдувает пар. Убежденно косится на меня серыми глазами.

— Тео просил меня приглядеть за тобой, — говорит она.

— Я и сам за собой пригляжу.

— Хорошо. Я хочу, чтобы ты сводил моего инструктора по парашюту на “Микадо”. Ей не терпится.