Онлайн книга «Нежные листья, ядовитые корни»
|
– …она завела блог. На самом деле они с матерью и младшим братом перебрались к дальним родственникам в Тверь. Представляешь, что чувствовала честолюбивая амбициозная девочка, которая обещала всем, что будет жить в Италии, а вместо этого оказалась в провинциальной дыре? – Тверь – хороший город! – заступился Макар. – Для меня и для тебя – да. Но не для Светы Рогозиной, рожденной, чтобы блистать. По ее собственному убеждению, конечно. Маша представила, как, сидя в тесной квартире, хмурая девушка строчит посты об отъезде в Италию, о встрече с красавцем, роскошной свадьбе… За окном панельные хрущобы и двор в рытвинах, в соседней комнате скандалят и пьют, пьют и скандалят. А у Светы три тысячи подписчиков восхищаются ее великолепной жизнью и завидуют, завидуют, завидуют… – Ей было ради чего поддерживать эту иллюзию, – задумчиво сказала она. Они вышли на берег небольшого озера. Раскормленные утки дрейфовали у камышей, над ивами на другой стороне воздух зеленел и сгущался. – Зато у Зинчук никаких фальшивых биографий! – Макар бросил в воду камешек. – Вот кто твердо шел к намеченной цели! – Так и не выяснили, чем она занималась? – Не-а. Похоже, успела поработать в Австрии, Швеции и Нидерландах, пару раз выйти замуж и развестись. Ясно только одно: к тридцати пяти годам она стала состоятельной женщиной. – Настолько, что могла от души поразвлечься! – Бабкин запустил целую пригоршню камешков. – Не уверен, что это было развлечение! – Я тоже, – кивнула Маша. Вернее, она была уверена в обратном. Юля Зинчук проделала колоссальную работу. Изменила внешность, досконально выяснила подноготную каждой из бывших одноклассниц, подготовила плацдарм. И наконец, взяла новые имя и фамилию. Светлана Рогозина-Крезье вышла на сцену. Золотые волосы, зеленые глаза. Ореол богатства и благополучия. На изменившийся голос уже никто не обращал внимания. «Ни у кого из нас не было оснований усомниться в том, что перед нами Рогозина! Мы и не усомнились». – За последнюю неделю я уже несколько раз признавал, что был идиотом, – сокрушенно сказал Макар. – Но не помешает лишний раз повторить. Я идиот! Меня хватило только на половину пути: я понял, что Зинчук приехала на встречу, но не понял, что именно она-то ее и устроила! Сергей похлопал друга по плечу: – Хорош самоедствовать! Даже Маша ничего не поняла, а ведь она Рогозину-Зинчук видела, как меня сейчас. – Ничего подобного! Бабкин озадаченно уставился на жену. – Что? – Я поняла, только не до конца! Мне все время казалось, что мы имеем дело не с Рогозиной. Не с настоящей Светкой. Внешность та же, а энергетика другая! – Энергетика? – Не смейся. В этой не было ни напористости, ни злости, ни деспотизма. Если хочешь, мы имели дело не с танком, а с арбалетом. Их невозможно спутать! И первое ни при каких условиях не превратится во второе. Танк может сломаться, стать грудой ржавого металла. Но стрелу из него по-прежнему не выпустишь. Саша Стриж тоже заметила это. Все заметили, но списали на благотворное влияние минувших лет. Бабкин сел на корточки, пошлепал ладонью по воде. – Но зачем, Маш? Зачем ей все это понадобилось? Чертовски дорогостоящий же вышел спектакль! Маша осторожно опустилась рядом на поваленное дерево. – Ты можешь представить себя чувствительной умной девочкой, влюбленной в самого красивого мальчика класса? – Я даже умным представить себя не могу, – пробормотал Бабкин, – не говоря уже обо всем остальном. Илюшин рассмеялся. – Тогда вообрази, что над тобой жестоко поиздевались и обидчик остался безнаказанным, – предложила Маша. – Проходят годы, но ты ничего не забыл. Тебе иногда снится, как тебя валят на пол, затыкают рот тряпкой и состригают твои волосы, а потом отпускают, как ощипанную курицу, и хохочут вслед. Бабкин нервно провел рукой по бритому затылку. – В твоем изложении это выглядит отвратительно. – Это и было отвратительно! А теперь представь: прошло много лет. Ты не граф Монте-Кристо, но твои возможности не сравнятся с прежними. И вдруг ты узнаешь, что человек, глумившийся над тобой, на самом деле вовсе не тот, за кого себя выдает! Он лжец и мифотворец. Годами он поддерживает легенду, питая ее все новыми поворотами биографии, а сам моет полы и чистит унитазы в недорогих гостиницах! Скажи – неужели у тебя не шевельнулась бы мысль разоблачить этого засранца? – Не просто шевельнулась, а лягнулась бы. – А теперь подойди к этому с выдумкой. С размахом! Сними половину отеля, где работает твой враг, собери зрителей и приготовься показать им, в какую жабу превратилась бывшая принцесса. – Устроить драматическое шоу? – пробормотал Бабкин. – Вот именно! Сначала расположи нас к себе. Потом заставь вспомнить все школьные переживания и обиды. Дергай за ниточки, сдирай болячки, заставляй ныть старые шрамы. – А болячки-то зачем сдирать? – Чтобы все хорошенько освежили в памяти, каково нам приходилось! Тебя не устраивает, чтобы кто-нибудь забыл об издевательствах Рогозиной или махнул рукой. Нет! Тебе требуется ярость, боль, свежая кровь, текущая из ран! И ты брызгаешь живой водой на застарелую ненависть. Маша перевела дух и сказала уже спокойнее: – Раны действительно закровоточили. У всех, включая меня. Тогда-то вскипевших зрителей и поджидала эффектная развязка! Представь: ты снимаешь маску и выводишь на сцену упирающуюся Рогозину. Финита ля комедия! Зрители не верят своим глазам. Справедливость торжествует, зло наказано. Бабкин усмехнулся: – Однако в нашем варианте Дантес убил графа Монте-Кристо. – Дантес убил Пушкина, серость! Бабкин сделал быстрый выпад, но Илюшин так же проворно отскочил. – Толпа ахает и изумляется! – сказал он, стоя на безопасном расстоянии от Сергея. – А потом все обнимают свеженайденную Зинчук и забрасывают Рогозину комьями грязи. На объятия отводится еще два дня. Это ведь Зинчук на самом деле продлила всем проживание в «Тихой заводи»? – Я думаю, именно так она себе это все и представляла, – серьезно ответила Маша. – Но Юлька недооценила, насколько страшный удар готовится нанести Рогозиной. По сути, она хотела разрушить всю ее жизнь. – Никогда не протыкайте иглой чужие мыльные пузыри, – задумчиво сказал Илюшин. – Вы не знаете, какой из них окажется слишком дорог тому, кто его выпустил. Бабкин потер лоб. – М-да… А папки ей зачем понадобились? – Так ведь к Коваль и Савушкиной у Юльки тоже был счет, и немаленький. |