Онлайн книга «Дорога в Рим»
— Тут недоразумение. Взгляни сам, он в полубреду — не вспомнит, с кем только что воевал, что уж говорить про давний шрам. Да он с готами и не сталкивался! Оглядев окровавленного и явно плохо соображающего Ромула, центурион улыбнулся. — Похоже на правду, да только назвать рабом — обвинение серьезнее некуда. — Центурион повернулся к черноволосому легионеру. — А ты что скажешь? — Не так уж сильно он ранен! — взорвался тот. — И он сам признался, что тот шрам получил от гота! В лудусе! Какие еще нужны доказательства? Среди его спутников пронесся одобрительный ропот, однако открыто выступить перед командиром никто не осмелился. Центурион, нахмурившись, повернулся к оптиону — косоглазому уроженцу италийской кампании, которого Ромул недолюбливал. — Солдат он хороший? — Да, — кивнул кампаниец, и в юноше на миг вспыхнула надежда. — Но в легион попал странно. Заинтригованный центурион дал знак продолжать. — Ночью, когда дрались в Александрии, мой отряд стоял на Гептастадионе, в охране. А этот с другом, хитроватым таким, выскочили как из-под земли. Ну, оба италийцы, оба вооружены — я и загнал их в легион. Центурион одобрительно кивнул. — Откуда они там взялись? — Сказали, что работали на бестиария. В Южном Египте. — А второй из них — этот? — спросил центурион, указывая на Петрония. Оптион нахмурился. — Нет. Тот исчез, прямо тогда же ночью. Я заметил только после битвы. Искал, но даже следов не нашел. — Подозрительно, — пробормотал центурион и ткнул ногой Ромула. — Ты беглый раб? Ромул с трудом сфокусировал взгляд на своем обвинителе и мельком взглянул на остальных. Все, кроме Петрония, смотрели злобно или равнодушно, и юношу охватила безнадежность. К чему сопротивляться, если нет смысла… — Да, — медленно произнес он. — Петроний, мой товарищ, этого не знал. Ответ полностью оправдывал Петрония, однако лицо ветерана исказилось отчаянием. — Видишь? — встрял черноволосый, вновь закипая гневом. — Я прав! Распнем ублюдка? — Нет, — отрезал центурион. — Сделаем лучше. Цезарь, когда вернется в Рим, собирается устроить празднество с гладиаторскими боями. Живого мяса надо больше, чем вмещают все школы и тюрьмы. Этот мерзавец сбежал из школы раз, второй раз не сбежит. Заковать обоих в кандалы. Будут ноксиями. Ветераны радостно заухмылялись. Петроний, с трудом веря своим ушам, непроизвольно сжал кулаки. Умереть в схватке с диким зверем, вором или убийцей — унизительная судьба! Однако злорадные физиономии легионеров говорили ему, что стоит лишь дернуться — и его убьют прямо здесь, а прощаться с жизнью пока не хотелось. Петроний разжал кулаки и не сопротивлялся легионерам, которые принялись его связывать. — Нет! — прохрипел Ромул, пытаясь вырваться из петель веревки. — Петроний не виноват! — Что? — фыркнул центурион. — Кто водил дружбу с рабом — достоин той же позорной смерти. — Откуда ему было знать? — крикнул Ромул. — Отпусти его! Центурион в ответ обрушил ему на голову ногу в тяжелой подкованной сандалии — и Ромул погрузился в небытие. * * * Ромул очнулся от прикосновения чьих-то пальцев к ране и, открыв глаза, понял, что лежит в лазарете — большой палатке неподалеку от командирских покоев. Близился закат, тело по-прежнему связывали путы, бледный лекарь в окровавленном переднике осматривал его рану. Петрония рядом не было — лишь стоял на страже скучающий легионер. Ромул в отчаянии вновь закрыл глаза. Вскоре лекарь-грек объявил, что пролома в черепе нет, промыл рану ацетумом и скрепил края раны металлическими скобками, боль от которых пронзала Ромула каждый раз, как металл входил в кожу. После этого голову юноши забинтовали льняной тканью и, одев его в старую тунику, выставили из лазарета: другие раненые тоже нуждались в лекаре. Легионер-стражник вздернул его на ноги и погнал перед собой к деревянному зданию у главного входа — походной тюрьме. Получив тычок в спину, Ромул растянулся на полу, дверь за ним захлопнулась. Пытаясь осознать свое жалкое положение, он не спешил двигаться. — Ромул? — раздался где-то близко голос Петрония. Юноша сумел перевернуться и поднять голову. Из семерых заключенных, брошенных в тюрьму, к нему подошел лишь Петроний. Отведя Ромула в угол, подальше от остальных, ветеран уселся рядом с ним на утоптанный земляной пол. — Прости, — шепнул ему Ромул. — Сидишь без вины, и все из-за меня. Петроний вздохнул. — Да уж, радоваться нечему. Ромул открыл было рот, но ветеран сделал знак молчать. — Противно стало, когда легионеры на меня кинулись, как свора псов. Я ведь и сам бывал таким раньше, — горестно заметил Петроний. — И все же я гражданин Рима, как и они. Откуда мне знать, раб ты или нет? Мне-то все равно! Твоя храбрость известна и мне, и всему Двадцать восьмому! А им плевать… — Ветеран снова вздохнул. — Когда римское войско воевало против Ганнибала, в нем были и рабы. Теперь, видно, другие времена. Ромул молчал, и Петроний взглянул ему в глаза. — Тебе, моему соратнику, я обязан больше, чем всем выродкам из Шестого вместе с центурионом. Такое признание перевешивало в глазах Ромула любые прежние оскорбления, полученные от других. Петроний его побратим, Ромула связывают с ним те же узы, что раньше с Бренном. Не в силах вымолвить ни слова от нахлынувших чувств, он протянул Петронию руку — и тот в воинском рукопожатии обхватил ладонью его предплечье. — Что будет дальше? — спросил Ромул. — Цезарь разделается с остатками понтийцев и двинет к побережью вместе с Шестым легионом, нас заберет с собой, — хмуро ответил Петроний и кивнул на собратьев по тюрьме. — Новые приятели говорят, что в Италии неспокойно, ветераны бунтуют. — А приятели здесь за что? — Струсили и удрали с поля боя, — с отвращением бросил Петроний. — Странно, что их не распяли. — Цезарю, видно, не хватает живого мяса для игрищ, — ответил Петроний, и друзья обменялись тревожными взглядами. * * * Через месяц Ромул с Петронием и прочими узниками уже приближались к юго-восточному побережью Малой Азии, где стоял флот Цезаря. Идти пришлось пешком, вслед за подводами, глотая поднятую Шестым легионом пыль. Пищи и воды арестантам почти не давали, зато щедро осыпали их побоями за малейший взгляд, брошенный на стражников, — оставалось лишь молчать и не поднимать глаз. Ромул с Петронием держались вместе и брезгливо сторонились соседей — трусов, сбежавших с поля битвы. Зато от черноволосого ветерана с подручными избавиться было не так просто: те наведывались каждый день, всячески унижая двоих друзей и осыпая их оскорблениями, которые стихали лишь тогда, когда обидчикам наскучивала забава или когда ветеранов оттесняли стражники. |